(1 Кор. 4: 15–17).
Русский старец
В русской Церкви понимание старчества было таким же, как и в греческой, но в то же время призвание русского старца расширилось: практически всегда он был открыт миру. Он не только вводил в христианскую жизнь послушников своего монастыря, но и становился духовным отцом для приходящих к нему мирян. Так практика духовного отцовства, поначалу чисто монашеская, преобразовалась в служение множеству христиан, живущих в миру. «Эта функция характерна для специфически русского понимания роли старца»[6], – отметила Элизабет Бер-Сижель[7]. Старец не был представителем власти или администрации, его не выбирали и не назначали – напротив, это был человек, получивший от Бога призвание осуществлять духовное руководство в Церкви и в миру. «Так рождается старчество – особый русский тип святости, который не был признан официально, но получил широкое распространение»[8].
Прежде чем наставлять ближних, сам старец должен пройти серьезную духовную школу – это требование было сформулировано преподобным Паисием Величковским в XVIII веке. «Очень трудно вести кого-то по путям, которых ты сам не знаешь. Только человек, который выдержал долгую борьбу с самим собой, <…> исцелил свою душу смирением и молитвой, способен показать ученику все заповеди и добродетели Христовы»[9], – говорил преподобный Паисий молодому молдавскому монаху.
Русские старцы не только стремились отложить прежний образ жизни ветхого человека (Еф. 4: 22), но и продумывали Евангелие, воспитывались на творениях Отцов Церкви. Это помогало им жить в полном единении с Богом, в молитвенном созерцании, непрестанно творя молитву Иисусову.
Старцы были живым воплощением духовного подвига[10], совершаемого из любви к Богу. В исторических условиях России они сохраняли наследие раннехристианской Церкви. И говорили простым, по существу, евангельским языком, понимание которого не требовало никакой философской подготовки. Русские старцы взращивали в себе радость и свет, что делало их, как заметила Элизабет Бер-Сижель, «бесконечно близкими к христианам первой общины и духу Евангелия»[11].
Достигнув высокой степени совершенства, старцы готовы были отдавать себя другим, деятельно служить людям. Указывать путь, ведущий к Богу, помогать своим духовным детям жить в единстве с Богом – таково главное призвание старчества, которое выражалось в практике духовного отцовства (ее называют также «душепопечением»