– Откуда ты и кто твои родители?
– Я их не помню. Говорили, что они были альбигойцами, из "совершенных".
– Чушь! – усмехнулся Зигфрид. – У "совершенных" не могло быть детей. Они давали обет безбрачия, все поголовно.
– Говорю же: не знаю. Но был один старик, который их знал. Он тоже был когда-то катаром, священником. Он не стал бы врать.
– Да, они никогда не лгали… Где ты выросла?
– В семье одного купца, из под Тулузы. Он католик и я тоже была крещена в католической церкви. Понимаешь… Было наследство и когда я выросла бы… У отчима были дела с маркизом. Для того это было бы легче легкого – подтвердить мои права.
– Значит ты дочь еретиков… Что с того? Святая церковь не считает детей ответственными за грехи отцов и осуждает тех, кто полагает иначе. Что же тебе не жилось у купца?
– Он хотел выдать меня замуж.
– Ну и что? Ты же девушка. Девушкам и полагается выходить замуж.
– За еврея!
– Вот мерзавец…
Наемник осуждающе покачал головой. Евреев в здешних местах любили еще меньше, чем мусульман, заезжавших иногда из Испании, или приплывавших по морю. Мавры торговали честно, а многие из евреев жили, ссужая деньги под залог имущества. Ненависть к ростовщикам была всеобщей и она распространялась на весь народ. Даже крещение не оберегало еврея от нее. Скорее это чувство даже становилось сильнее, ведь выкресты продолжали заниматься своим делом.
– У отчима были дела с Иоахимом из Картахены. Тот приезжал в прошлом году и я подслушала их разговор.
– Почему же ты не рассказала об этом людям? Хотя если у твоего отчима дела и с маркизом… Значит ты сбежала?
– Да! Увела ту белую лошадь и дала деру, пока не поздно. Лучше сдохнуть у дороги, чем попасть женой к этому старику.
– Не оборачивайся назад.
– Что? Почему?
– У тебя слезы текут. Они тебя выдадут. Вытри их и успокойся.
Какое-то время они ехали молча. Слезы на лице девушки постепенно высохли, хотя глаза все еще были красными.
– Я слышал тебя, – сказал наконец наемник. – Сейчас ты не лжешь, следовательно говоришь правду. Если выдать тебя, то как мне после этого называть себя христианином?
– Правда!?
– Никогда больше не задавай мне такого вопроса, девочка. Сомневаться в слове рыцаря означает оскорбить его так же верно, как плюнуть ему в лицо. С тебя спроса мало. Но если ты скажешь такое другому, то на поединок вызовут меня и мне придется убить вызвавшего, а грех будет на тебе из-за твоего длинного языка.