Синицына смотрела на Евдокию, как разозленный пролетарий на зажравшуюся лживую буржуазию. Взглядом била не хуже, чем булыжником.
В прошлом году, вернувшись в Москву из Н-ска, Землероева ничего не рассказала подруге об энских событиях. Так застращала саму себя, что при малейшем упоминании Н-ска язык отказывался ворочаться! Хотя обычно, не трогая имен клиентов, Евдокия рассказывала Линке какие-то курьезные случаи из своей сыщицкой деятельности.
Но только не тогда.
Сейчас отчаянно жалела.
Позади Землероевой громко хлопнула напружиненная калитка. Взгляд Синицыной переместился мимо Дуси, сделался из разозленного насмешливым.
– Сереж, ты вовремя. Дуся говорит, что ты опасен.
– С чего это вдруг? – в тон ответил «бизнесмен из Питера».
Евдокия обернулась. Во дворе стояли трое с полотенцами в руках: Серега, давешний бугай и еще один немаленький мужчина с наколками на предплечьях. Два незнакомца смотрели на сыщицу хмуро, Сережа с интересом.
– Привет, привет, проказница. А где Антоха?
– Ты о Крученом? – чувствуя, как подрагивает голос, с издевкой уточнила Дуся.
В глазах Сергея промелькнуло странное выражение – то ли жалость, то ли досада. Но он не повелся на ловушку, не стал показывать Ангелине: что-то здесь не чисто, раз какой-то Крученый в разговоре образовался. А сделал удивленное лицо.
– Не понял. Ты о чем?
– Проехали, – прошипела Землероева. Проигрывать она умела.
То, что при любом раскладе ее вместе с Линкой отсюда не выпустят, Евдокия поняла сразу. Что бы она ни сказала Синицыной, как бы ни подлавливала Сережу на враках, обеих девушек уже не выпустят. Уйти бы одной. Уйти и разруливать ситуацию с людьми, ее затеявшими. Сережин номер – двадцать пятый с краю.
Евдокия повернулась к подруге. С лица Синицыной уже исчезло насмешливое выражение: два соседа, стиснувшие скулы, выглядели очень странно. Да и Сережа как-то… что-то… Почуять можно, но не уточнишь.
И Дуся испугалась. До сегодняшнего вечера с подругой обращались лучше некуда: поили-кормили, развлекали, в баньке парили. Если Синицына сейчас сорвется в выяснение отношений, с двери дома неподалеку могут снять наложенные крестом доски.
А Евдокия знала, что в том доме есть узкая, как пенал, комната, а в ней кровать с панцирной сеткой, к изголовью которой пристегнуты наручники.
– Лин, ты меня прости, – по-пионерски улыбнулась Дуся. – Я твоей маме слово дала, что притащу тебя на собеседование.