– Наверное… Наверное, ты ошиблась и случайно взяла с полки другую рубашку.
Мэри Энн смущенно заморгала. Алан застыл, лицо его побледнело.
– Да, я не включала свет. Я думала, что…
– Ничего страшного, успокойся. – Алан готов был умереть на месте. Шепот умолк, зато его возбужденная плоть отзывалась теперь настолько очевидно, что сложно было это скрывать. – Давай-ка тебе температуру померяем.
Градусник все еще держала Мэри Энн.
– Мне жаль… Мне правда очень жаль, – прошептала она. – Боже, стыд какой.
Мэри Энн сунула градусник под мышку. Затем улеглась и прижала руки к груди. Понемногу она успокаивалась. Неприятный момент остался позади.
– Я врач, Мэри, – Алан готов был соврать, чего прежде не позволял себе ни разу в жизни. – Я привык к голому телу, я вижу его перед собой ежедневно. Тебе не о чем беспокоиться, дорогая.
«Ха-ха-ха» – чей-то смех отчетливо прозвучал у него в голове; Алан резко обернулся.
– Ты слышала?
– Слышала – что?
Она пожала плечами.
– Ничего. Наверное, твои сестры смеются внизу. Давай-ка градусник. – Он посмотрел на ртутный столбик и улыбнулся. – Температура нормальная, но ты очень бледна. Ничего не ешь в последнее время. Надо обязательно как следует питаться. Ты похудела, хотя казалось бы, куда больше. Первоначальная наша задача – твое питание. Тебе ни в коем случае нельзя терять вес, Мэри.
Он сунул градусник в пластмассовый чехол и положил обратно в ящик столика.
«У нее соблазнительные груди, не так ли, доктор?» – вновь прозвучал все тот же голос.
– Ты слышала?
– Я сказала, что ты очень хороший человек.
Алан наклонился, нежно поцеловал ее в лоб и накрыл одеялом. У него возникло впечатление, что разговора в гостиной попросту не было или с тех пор прошло много лет, а все, что происходит сейчас в этой комнате, казалось ему нереальным. Он хотел обнять ее, но не решился.
– Я завтра снова зайду. Отдыхай. И, прошу тебя, Мэри… ешь нормально…
Он поднялся с кресла. По крайней мере попытался. Мэри взяла его за руку и пристально смотрела ему в лицо. Ее губы были крепко сжаты, а на глазах выступили слезы.
– Мне страшно, Алан, – прошептала она. – Страшно за дочку… За меня, за сестер…
– Если я тебя сейчас обниму, я пропал. – От собственных слов у Алана закружилась голова. Что он несет? Как смеет?
Она приоткрыла рот, словно собираясь что-то сказать. Осторожно приподнялась, придерживая свободной рукой на груди одеяло, и посмотрела ему в глаза. В этот миг Алан воплощал собой полнейшее отчаяние, слабость и уязвимость.