Выступивший из Тепли отряд двинулся по вновь проложенной дороге на Мискир-Юрт. Все протяжение до самого этого аула войска прошли почти беспрепятственно, и только у Мискир-Юрта были встречены передовыми неприятельскими постами, которые, после нескольких выстрелов, бежали. Этого было достаточно, чтобы тревога сообщилась во все стороны.
Из Мискир-Юрта отряд двинулся на аулы Цацын и Эманы. Дорога была ровная, по полям и выгонам, кое-где усеянным кустарником. Вблизи этих двух аулов неприятель открыл слабую перестрелку, но, видно было, что он здесь не намерен был держаться; видно было также, что находившиеся здесь толпы горцев старались поспешнее удалиться в долину Хулхулау. Цацын и Эманы были взяты при ничтожном сопротивлении.
Но едва только отряд двинулся за Эманы на хулхулаускую лесистую поляну, в левой цепи затрещала из леса сильная перестрелка. Отсюда началось решительное противодействие неприятеля нашему движению. Левою цепью командовал командир князя Воронцова полка, а составляли ее второй и четвертый батальоны вверенного ему полка. И командир, и батальоны уже не впервые, как мы видели выше, ходили в цепи, поэтому залпы неприятельских винтовок не смутили и не остановили их. Шаг за шагом они пролагали себе дорогу, охраняя колонну, приняв на себя весь огонь неприятеля, отбрасывая его, при нападениях, штыками в лес. Однако горцы наседали сильно; потребовалось участие артиллерии. Расчищая себе дорогу картечью, цепь тем упорнее подвигалась вперед и, наконец, открыла отряду свободный путь в долину Хулхулау.
Отряд двинулся на правый берег реки. Казалось, что все пройдет благополучно, потому что обоз, цепи, кавалерия переправились почти без выстрела, и оставался только один арьергард. Горцы же, как опыт доказал не раз, не трогали арьергарда при наступлении, а по большей части теснили его и нападали на него при отступлении. Но тут вышло совсем иначе. Пропустив цепи, конницу, тяжести, неприятель открыл сильный огонь по арьергарду. В данном случае это имело большой смысл, если бы Шамилю удалось отрезать арьергард, где находилась большая часть пехоты и артиллерии, он бы непременно атаковал авангард и обоз, находившиеся уже на его земле и отделенные от пехоты целою рекою – и тогда, быть может, в руках его остались бы пожива и успех. Одна кавалерия, явившаяся с авангардом на тот берег реки, для него была не страшна: он бы ее развлек перестрелкою, пожалуй, атаковал бы, и она хотя могла бы, конечно, затруднить его цели, но помешать им вовсе была бы не в состоянии. Что Шамиль имел какое-то серьезное намерение, вроде того, о котором мы говорим, подтверждает еще и то обстоятельство, что он атаковал арьергард не в полруки, не слегка и не ради схватки с ним или поражения собственно его одного, а атаковал его крепко, положительно: не успел тот втянуться в ущелье, он принял его – в особенности тенгинский батальон, в перекрестный огонь двух орудий, которые расположил вверху и внизу русла реки. На этот прием полковник Веревкин отвечал учащенной пальбой нашей артиллерии, под прикрытием которой тенгинцы спешили к переправе и, отстреливаясь на все стороны, быстро переходили реку. Командир князя Воронцова полка, бывший уже на другом берегу, хорошо понимал свое положение, которое могло бы быть критическим, если бы он продолжал наступление; вследствие чего он приостановился, скучил колонну, охватил ее густыми цепями и, не втягиваясь в битву с неприятелем, а лишь отстаивая себя и свою позицию, поджидал арьергардные войска.