Между тем, генерал Граббе, с отрядом, сосредоточенным у Внезапной (9 1/4 батальонов, 12 сотен конницы, 22 орудия и 3,000 пешей милиции), двинулся в Салатавию и оттуда перешел в Гумбет, дважды поразив неприятеля, пытавшегося заслонить ему путь, сначала у Буртуная, потом на половине спуска с Гумбетовских гор, у селения Аргуани. 13-го мая, отряд сосредоточился под Ахульго и открыл осадные работы. Слишком трехмесячная осада этой природной твердыни в высшей степени поучительна – с одной стороны по настойчивости наших войск, принужденных по голым скалам вести подступы, с другой – по характеру обороны, развитой неприятелем. 29-го августа Ахульго было в нашей власти и сам Шамиль едва успел избегнуть плена; но малолетний сын его Джамал-Эддин, выданный вследствие предшествовавших окончательному приступу переговоров, остался у нас заложником и был отправлен в 1-й кадетский корпус.
С падением Ахульго, для Шамиля не было возможности оставаться в Дагестане: Гумбетовцы, только что испытав значительные потери и опасаясь нового появления русских отрядов, решительно отказались от него; Андийцы и Койсубулинцы старались избегать его; Авария была в наших руках. Лучшие сподвижники Шамиля, Сурхай, Али-бек, Али-Чула-Магома, с тысячью храбрейших, погибли в Ахульго. Нет сомнений, что роль имама, быть может, этим бы и кончилась, если бы особые обстоятельства ему не помогли.
Зимою с 1839 на 1840 год Чечня, только что перед этим усмиренная, снова взбунтовалась, и причиною к тому послужила попытка кавказского начальства обезоружить ее. Предполагалось, чтобы Чеченцы уплачивали свои подати не деньгами, которых они вовсе не имели, а оружием, – мысль во всех отношениях прекрасная, но, к сожалению, рановременная. Как бы то ни было, но только эти благие намерения начальства были иначе объяснены Чеченцами: им казалось, что Русские лишают их оружия с целью удобнее истребить, и поэтому все население решилось, лучше погибнуть, чем дозволить себя перерезать, как баранов. К тому же, разные злоупотребления, неизбежные при введении нового порядка, немало содействовали к усилению всеобщего негодования.
Благоприятнее и неожиданнее ничего не могло быть для Шамиля при тогдашних обстоятельствах. При первом известии о беспорядках в Чечне, он отправил туда искусных и преданных ему людей, чтобы начинавшееся там волнение обратить в явное восстание; когда же все было готово, он сам, в марте 1840 года, поспешил на Сунжу с 500 мюридов, под начальством храбрейшего Ахверды-Магомы, и почти силою переселил Сунженских и Надтеречных Чеченцев в Черные горы, где они были в большей безопасности от нас. Вслед за сим, к нему пристали Ичкеринцы, Ауховцы, Карабулаки и другие. Страх наказания за измену и ожесточение против нас, заставили Чеченцев волею-неволею присоединиться к Шамилю, который, таким образом, снова очутился в главе народа многочисленного, воинственного и, вдобавок, имевшего все средства к упорному сопротивлению.