И опять прошло время, и поехал царевич по своим садам и рощам и увидел он больного: страждущего, мучающегося, лежащего, другими поддерживаемого, и спросил царевич возницу: «Кто это?» И возница ответил: «Больной». – «А я избегну болезни?» – спросил тогда бодхисаттва. – «Нет, ни ты, ни я и никакое рожденное существо не избегнет болезни». – «Вернемся», – сказал царевич. И еще глубже погрузился он в думу и думал о старости и о болезни, и радость силы и здоровья, которые были в нем, исчезли. И ничем не могли отвлечь его от этих трудных мыслей.
В третий раз выехал царевич, увидел он толпу народа и кого-то лежащего, как бы увядшего. «Это кто?» – спросил он. «Это умерший». Подъехал царевич ближе к покойнику и опять спросил: «А что же такое умерший человек?» – «Умерший – это тот, кого ни мать, ни отец, никто из близких никогда уже не увидит; это тот, кто ни мать, ни отца и никого из близких никогда уже не увидит». – «А так будет и со мной?» – «Да, и с тобой, и тебя не увидят более близкие, когда ты умрешь, и ты их не увидишь». – «Вернемся», – сказал царевич.
И опять, в четвертый раз, выехал бодхисаттва, и увидел он человека бритого, в коричнево-красном платье, и спросил возницу: «Кто этот человек, у которого голова не как у других людей и одежда не как у других людей?» – «Это отшельник». – «А что такое отшельник?» – «Отшельник – человек, живущий благою жизнью, сострадательный ко всем существам, следующий истинному учению».
Возвратился царевич в свой дворец и погрузился в думы. Пробовали развлечь его певицы и плясуньи, но он всё сидел в раздумье. Наконец он задремал. Когда это заметили занимавшие его женщины, они тоже расположились ко сну, кто где находился. Светильники, горевшие благоуханными маслами, начали потухать. Проснулся царевич и оглянулся: в громадном пышном покое было полутемно, всюду лежали разметавшись спящие женщины. И показалось царевичу, что он на кладбище и вокруг него одни трупы. И сердце его преисполнилось горести и отвращения, и почувствовал он, что настало время для полного отречения от прежней жизни, для вступления на путь отшельничества. Пошел он к двери и позвал, и откликнулся его возничий Чанна, и велел он тому оседлать коня.
Тем временем бодхисаттва сказал себе: «Взгляну еще раз на сына», – а сын его только что перед тем родился. Бодхисаттва открыл дверь в комнату, где спала молодая мать с младенцем. В ту минуту светильник в комнате погас, но царевич рассмотрел, что мать держит рукою головку сына, и потому лица его не видно. Бодхисаттва тогда подумал: «Если я подниму ее руку, она проснется, и может возникнуть препятствие к моему уходу; когда я стану Буддой, вернусь и увижу сына».