В нём сила и лёгкость стрекозы-егозы». –
Плеснула в мой хум сок виноградный…
Сразу стало тепло и душевно отрадней.
Я забурлил, как в юные годы,
Настроение – гвоздь, отступили невзгоды.
Труд быстро закончил. Он почти был готов,
В нём не хватало эпиграфа слов.
Их, дописав, приступил к приглашеньям,
Вензель за вензелем в ручном исполнении:
«Спешите на юг, на свидание, старцы!
Жду с нетерпеньем, любезные братцы».
…
Пока приглашения до вас долетали,
Пока суть да дело утрясали детали,
Рукава засучив, подготовил два зала
По уговору, какому Судьба наказала:
Один – для работы, другой – для торжеств,
С цветною подсветкой и количеством мест.
В гостином – вы были, сейчас мы – в рабочем.
Он чуть поменьше, но, между прочим,
Собой представляет стеклянный колпак, –
Таджикский убор: кал – голова, а чистая – пак,
На добрую мысль его древний девиз,
С тем я исполнил Девы каприз.
Видите, сами, в нём светло и прохладно,
Интерьер с обстановкой сочетаются ладно:
Пол цвета моря из синей слюды,
Словно под ноги налили воды,
Закольцованный стол в виде стёртой подковы,
Стол сей с сюрпризом, к нему будьте готовы!
Посредине стола каллы, цветы,
Они для уюта и живой красоты.
Дюжина кресел…
У цифры двенадцать много примет,
Но главной из них остаётся Совет.
В зёве подковы стоит кресло Судьбы,
Оно и трибуна, и страж от беды.
Первым пока в него сяду я,
Кто слово возьмёт, – поменяю коня.
Возникнут вопросы, – решаем немедля,
Жёлтые листья в тягость для стебля.
Почтенные гости,
наступает момент, познакомится ближе.
Перейдём здесь на шаг, последуем тише:
Кто приехал, откуда, из каких он земель?
Не течёт ли корабль, не тревожит ли мель?
Среди нас, к сожаленью, не все знают друг друга,
Вот и откроемся каждый по порядку, по кругу.
И начнёт круг Мардон, – друг мой раннего детства,
Дома наших дедов стоят по соседству.
Смелее, Мардон, к столу подступай,
Расскажи про Сайкал, детства нашего рай.
– Сашà, я б добавил, – «зелёный рай детства!»
Цвет и запах травы – божьей милости средства.
Те пшеничные нивы, виноградники, рощи,
Где играли детьми, исчезли, – нет больше.
Самарканд растолстел, он достигнул Даргама,
Где не жил человек с сотворенья Адама.
Но его ты узнаешь… Ведь остались дороги,
Твердь которых крепила наши босые ноги.
В небе по-прежнему купол Эмира –
Бренности перст суетливому миру.
Однако, представлюсь вам, мастера,