– Известная личность, – мрачно усмехнулся Бенкендорф. – Поосторожнее с ним. Он недавно с Кавказа прибыл. Видели повязку на голове? Ему черкесская пуля в лоб попала. Рана не заживает уже долгие месяцы. Здесь в госпитале, я слышал, ему осколок кости извлекли из головы. Другой бы скончался давно, а Якубовичу только мозги слегка сдвинуло. От него всякого можно ожидать. Я его частенько встречал у графа Милорадовича. Отчего они сошлись – не пойму. Милорадовичу уже за полтину перевалило, а Якубовичу едва за тридцать, если не ошибаюсь. А где состоится встреча?
– На квартире некого Рылеева, в доме Российско-Американской компании.
– Вот, так, так! – Бенкендорф удивлённо покачал головой. – Лихо вы действуете. Как вам удалось затесаться в их круг? Ах, понимаю! Вы же специалист в этом деле. Так вот, Рылеев: поэт – вольнодумец; молод; образован. Служил в Петербургской уголовной палате. Неплохо служил. Нынче управляет канцелярией Росийско-Американской компании. Он, тут, знаете, однажды шуму наделал. Оду написал сатирическую в журнале «Невский зритель». Якобы – перевод. Но любой поймёт, что то сочинение был памфлет на Аракчеева. Граф Аракчеев, конечно, сделал вид, что не понял, кому оно посвящено, однако Рылеев уязвил, так уязвил:
Надменный временщик, и подлый и коварный,
Монарха хитрый льстец и друг неблагодарный,
Неистовый тиран родной страны своей,
Взнесённый в важный сан пронырствами злодей!
– Процитировал Бенкендорф.
– Я бы хотел вас попросить кое о чем, – сказал Денгоф.
– Что требуется?
– Мне нужны сведения об английских кораблях, прибывших в Петербург на этой неделе. Имена и фамилии пассажиров, цель визита и краткое описание внешности. Приметы особые какие-нибудь.
– Это не составит труда. Нынче навигация заканчивается, и английских судов не так много. Я, как комендант Васильевского острова, могу проводить вас в таможенную управу. Когда надо?
– Как можно скорее.
Ничем не приметная, чёрная карета направлялась к Васильевскому Острову. Пара казённых лошадей уныло цокала тяжёлыми подковами по мёрзлым булыжникам мостовой. Кучер кутался в тулуп, лениво помахивая кнутом.
Караульные заступили в ночную смену. Возле полосатых будок горели костры. Ночь обещала быть морозной и ветреной. Нева набухала, сердито плескалась о гранит набережных.