Во многих полках вместо отцов-командиров были поставлены выходцы из Голштинии, которые даже по-русски не говорили.
– Зачем-то сунулся реформировать церковные порядки, – вспомнил Панин. – Рясы поменять на пасторские рединготы. Бороды священникам сбрить. Да ещё решил провести секуляризацию части имущества церкви. Отняв земли у монастырей, он ополчил против себя духовенство.
– Гроза должна была грянуть раньше, – сказал фон Пален. – Но помните, какой он делает хитрый ход: создаёт указ, освобождающий шляхетство от военной обязанности в мирное время и закрепляет за дворянами право на владение крепостными. То бишь теперь мужики стали собственностью, согласно реестру, как и поголовье скота. Этим указом он подкупил дворянство.
– Но из-за этого начали вспыхивать крестьянские бунты, – напомнил Панин. – Вспомните, сколько поместий сожгли.
Пришлось в ситуацию вмешиваться армии.
– И в этот момент гвардию начинают подбивать к неповиновению братья Орловы. Многие офицеры их поддерживают.
– Надо сказать, что и мой дядюшка принимал непосредственное участие в подготовке к перевороту. Только он думал, что станет регентом при малолетнем императоре. Но у матушки Екатерины были свои планы.
– Главное событие произошло в конце июня шестьдесят второго, – сказал фон Пален с ехидной улыбкой. – Пока Пётр развлекался в Ораниенбауме, матушка Екатерина тайно покинул Петергоф, где он держал её под арестом, и приехала в Петербург. Здесь её уже ждали. Духовенство и гвардия поддержали переворот. В Зимнем дворце в присутствии дипломатов и высших чиновников Екатерину объявили спасительницей России. Я помню, как на площади перед дворцом собралась огромная толпа народу. Требовали показать императора. Екатерина вышла на балкон в мундире гвардии Семёновского полка. На руках она держала перепуганного Павлушу. Толпа взорвалась приветствиями, так, что стены Зимнего содрогнулись. На следующий день Екатерина во главе восставших полков направляется в Петергоф, откуда прислала своих эмиссаров к
Петру в Ораниенбаум с актом об отречении от престола. У Петра было два выхода: отречься или погибнуть. Его голштинцы готовы были оказать сопротивление, но их было слишком мало, да и сам Пётр струсил.
– Дядя мне рассказывал, что Пётр разрыдался, как ребёнок, молил о пощаде, просил отпустить его в родную Голштинию. В конце концов, сам переписал акт, где полностью отрекался от Российского престола без всяких условий. Подписал его и передал эмиссарам. Дядюшка, от имени Екатерины гарантировал ему сохранение жизни, но за пределы России выезжать ему запретил. Теперь Пётр имел статус государственного узника и должен был следовать в Ропшу. Вроде бы мягко с ним поступили: ни в Петропавловскую крепость, ни в Шлиссельбург, а в прекрасный дворец в Ропше.