– Все будет хорошо. Я выдержу, а Алион пойдет дальше, в лучший мир.
Мы приехали в больницу на следующий день, прекрасным воскресным утром. Солнце играло лучами в стеклах многоэтажек, мелкие облачка плавали по голубому небу, словно кораблики, а теплый ветерок ласково игрался волосами. Алиса в этот день решила быть со мной и не выпускать мою руку до самого конца. Здание больницы, белое, пятиэтажное изваяние было в этой части города как будто чужим. Вставлено откуда-то издалека и совершенно не вписывалось в этот серый мир металла и стекла.
Стеклянные автоматические двери распахнулись перед нами под общий шум персонала и посетителей больницы. Все сновали туда-сюда, сжимая в руках медкарты, кто-то привел маленьких детей на плановый осмотр или в клинику, голоса шумели на все лады, кто-то грустный, кто-то радостный и лишь я и отец не вписывались в эту картину, словно мы были двумя каплями серой краски на разноцветном натюрморте художника-авангардиста. Алиса была единственным лучиком света, не дававшим мне сбежать из этого места, но в глубине души я знал, что должен сделать то, что необходимо, а именно закончить все это. Отключить аппарат своей рукой, подарить брату вечный покой. Мы шли через поток людей в отделение интенсивной терапии, где прибор удерживал Алиона на волоске от смерти.
Когда мы заходили в лифт, Алиса посмотрела на меня и кивнула, я ответил кивком и сильнее сжал ее руку. Медленно загорались лампочки второго этажа, третьего, четвертого и, наконец, пятого. Раздался пронзительный звонок лифта и двери открылись. В отделении царила гробовая тишина, лампы почему-то не горели, такое ощущение, что здесь давно никого не было. Воздух спертый, видимо, давно не проветривали, полы грязные, а окна покрыты пленкой жира или еще чего-то. Странно, когда я был здесь на прошлой неделе, все было как обычно, пациенты, медработники. Мы дошли до палаты Ала, и дверь открылась, там стоял тот самый врач.
– Добрый день. – сказал он, жестом приглашая нас зайти.
На брата было жалко смотреть. Он стал похож на скелет, обтянутой кожей, некогда рыжие волосы отрасли и побелели, а признаки жизни за него подавал железный куб с мониторами. Он лежал на кровати, укрытый одеялом, поверх которого покоились исколотые руки.
– Привет, братишка. – улыбнулся я, сдерживая поток слез. Так, сделай глубокий вдох и успокойся. – Черт! Дайте мне минуту!