– Да, извини, Доминик, сейчас я буду приводить себя в порядок.
– Да уж, будь добра.
«Господи, как я ненавижу эту фразу» – закатила глаза София.
Сладкий плен кровати ласково манил ее обратно в объятия сна, лишенного смысла, но все же спасающего от обреченности посещения вечера бутафории радости. Все шло не так: макияж не ложился, ее кожа будто отторгала чуждое, несвойственное. Платья не подходили к новым туфлям и не избиралось из них лучшее. Наряды как воплощение лжи и притворства. София чувствовала отвращение к ним, резко срывала очередное и отбрасывала в сторону. Количество нарядов на вешалках редело, принося в гардеробную больше света. София заходила все глубже, как будто пытаясь выбраться из шкафа и оказаться на другой стороне его. Там, где нет лейблов, фикций, брэндов, звона монет и бокалов, обязательности и обусловленности. Устала, присела на пол гардеробной. Взгляд туманно шарил по сваленным вещам, среди которых, словно жемчужину в темных водах океана, поймал темно-синее платье, когда-то подаренное ей бабушкой Эльзой.
Эхом возвращались воспоминания…
«Вставай, девочка моя, сегодня ты станешь совсем взрослой, – так звучали слова бабушки в восемнадцатый день рождения Софии. Проснувшись, она увидела преисполненные добротой глаза Эльзы, склонившейся над соней. Воздух был наполнен неповторимым ароматом яблочного пирога и какого-то особенного счастья. Весь день был таков до самого позднего вечера. Обнявшись с бабушкой и соседскими приятелями, они сидели на веранде, освещенной дюжиной китайских фонариков, празднуя день рождения. Ели пирог и весело в унисон исполняли старые песни.
Через две осени Эльзы не стало. Это была последняя утрата, последняя для Софии. Покинув родной город, она устремилась на встречу неизведанному, подальше от пропитанных грустью воспоминаний. Наступала взрослая жизнь, полная лишений и нужды, но более всего в теплом слове. Одна работа сменяла другую, давила объемами, оглушала сном ночью до самой зари и будила единственным инстинктом выжить.
Вдохновившись воспоминаниями о силе духа тех лет, откинув лишние эмоции, София, облачилась в подаренное платье и лодочки, отправилась на бал.
К придуманному Мартен «вечеру-сказке», украшенному разноцветными лампочками, шумом веселья и суеты прибывали кареты самых неожиданных вариаций. Причем, чем экстравагантнее было их обличье, с тем большим восторгом они встречались публикой. Одетый в лакеев обслуживающий персонал, сбиваясь с ног, спешил к очередному экипажу. Двери кареты открывались и в знак приветствия появлялась рука пассажира, лучистый свет бриллиантов на пальцах которой разрезал темноту и представление о должной скромности в демонстрации своих привилегий.