– Совершенно нелогична и несостоятельна! – Хайман грохнул кулаком по столу. – Согласен с твоей сестрой.
– Не знаю, почему ты вдруг… – начала она.
– Обещал заявить на суде, что ты абсолютист, а в итоге? – орал Хайман, перебивая Миллисенту и продолжая ее мысль.
– Как ты мог! – возмутилась Миллисента.
– Почему?! Скажи, почему?! – вторил ей Хайман.
Дик перестал нервно дымить трубкой и вынул ее изо рта. От привкуса табака начинало подташнивать.
– Прошу, остановитесь, – устало проговорил он. – Если я назову настоящую причину, вы не поверите. А другой, столь же убедительной, я придумать не могу.
– Настоящая причина в том, что ты элементарно испугался тюрьмы!
Дик откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Хайман и Миллисента продолжали обсуждать его, но содержание беседы Дика не интересовало. Он даже не прислушивался.
Вечером Хайман и Миллисента уехали в Лондон вместе.
– Твоя сестра очень разумная женщина, – заметил Хайман, прощаясь с Диком. – Жаль, что она не на той стороне баррикад.
Четыре недели спустя Дик получил от Хаймана письмо, в котором сообщалось, что они с Миллисентой собираются пожениться. «Рад, что вы познакомились благодаря мне», – написал Дик в ответном поздравительном письме. Именно так сказал бы древнеримский христианский мученик паре львов, перед тем как погибнуть от их клыков и когтей на арене цирка.
* * *
В один из теплых летних дней 1918 года мистера Хобарта, служащего муниципалитета городка Уибли, оторвал от дел неожиданный визит невысокого темноволосого мужчины. Несмотря на вельветовые брюки и гетры, вошедший не был похож на настоящего сельского труженика.
– Чем могу помочь? – осведомился мистер Хобарт.
– Я по поводу голосования, – ответил темноволосый мужчина.
– Разве вас еще не зарегистрировали?
– Пока нет. Ведь закон[74], дающий нам право голоса, принят совсем недавно.
– Боюсь, я не совсем вас понимаю. – Мистер Хобарт оторопело уставился не незнакомца.
– По моему виду, наверное, не скажешь, – темноволосый мужчина слегка наклонил голову набок, кокетливо глядя на мистера Хобарта, – но хочу вам признаться, мистер… мистер…
– Хобарт, – подсказал тот.
– Мистер Хобарт, я женщина старше тридцати.
Лицо служащего муниципалитета сделалось заметно белее. Затем, придя в себя, он выдавил улыбку и тоном, каким обычно говорят с ребенком или избалованным животным, произнес: