– Чего тебе здесь надо?
– Я пришел к вам, месье Фаулз.
Я снял со спины рюкзак и полез в него за рукописью «Застенчивых вершин».
– Меня зовут Рафаэль Батай. Я написал роман. Мне бы хотелось, чтобы вы его прочли и высказали свое мнение.
– Плевать мне на твой роман. Ты не имеешь права здесь появляться и меня донимать.
– Я слишком вас уважаю, чтобы донимать.
– Тем не менее ты это делаешь. Если бы уважал, то уважал бы и мое право на приватность.
Присоединившийся к Фаулзу на веранде красивый пес – золотистый ретривер светлой масти – принялся меня облаивать.
– Почему ты не остановился, когда я начал стрелять?
– Я знал, что вы меня не убьете.
– С чего ты это взял?
– Вы же написали «Лорелею Стрендж» и «Сраженных молнией».
Ослепленный солнцем, я услышал, как он усмехается.
– Если ты воображаешь, что писатели обладают теми моральными свойствами, которыми наделяют своих героев, то ты очень наивен, если не попросту глуп.
– Послушайте, мне просто нужны ваши советы. Я хочу писать лучше.
– Советы? Ни один совет еще не сделал ни одного писателя лучше! Будь у тебя голова на плечах, ты сам бы давно об этом догадался.
– Никогда не вредно уделить немного внимания другому.
– Никто не может научить тебя писать. Этому приходится учиться самому.
Фаулз в легкой задумчивости опустил ствол и погладил свою собаку.
– В общем, ты явился за советом и уже его получил. А теперь убирайся.
– Можно оставить вам рукопись? – спросил я, все же доставая пачку страниц из рюкзака.
– Нет, я не стану это читать. Даже не думай.
– Как же с вами непросто!
– Ладно, еще один совет: займись чем-нибудь другим, забудь про писательство.
– То же самое мне все время твердят родители.
– Вот видишь, они умнее тебя.
3
От внезапного порыва ветра камень, на котором я переминался, захлестнуло волной. Спасаясь от воды, я перепрыгнул на другой камень и оказался еще ближе к писателю. Тот снова вскинул свое ружье – двуствольный охотничий «ремингтон вингмастер», такие можно увидеть в старых кинофильмах.
– Как тебя зовут? – спросил он, когда волна схлынула.
– Рафаэль, Рафаэль Батай.
– Сколько тебе лет?
– Двадцать четыре года.
– Давно мараешь бумагу?
– Всю жизнь. Меня ничего не интересует, только это.
И, воспользовавшись тем, что завладел его вниманием, я выдал монолог: объяснил, что с самого детства чтение и сочинительство для меня – спасательные круги, избавление от посредственности и абсурдности мира, что я выстроил себе из книг внутреннюю цитадель…