, привели к тому, что сам путешественник стал восприниматься в терминах баллистики, преобразившись в простое физическое тело, как бы окутанное облаком расширяющихся и растворяющих его географических образов. Онтологичность статуса путешественника стала окончательной и бесповоротной, состояния путешествующего воспринимаются теперь как конкретные и бесспорные образно-географические стратегии. Всякий раз, выезжая из определенного места, путешественник начинает двигаться к нему же (вспомним художественный опыт Венедикта Ерофеева), пытаясь посредством все новых и новых интерпретируемых географических образов пробиться к уже несуществующему центру, который отказался от своей периферии.
Что же происходит со временем наблюдения? Если первоначально художники-пейзажисты пытались буквально вписать временные трансформации в структуры холста – в его пространстве небесные состояния и грандиозные игры света перетекали одно в другое[313] – то далее, в художественных, философских, архитектурных опытах – время фактически «сцепляется» с пространством, что означает: культура создает свое время посредством пространства, и всякая устойчивая культура есть не что иное как геокультура. Географические образы как бы нависают над временем, определенной культурной или исторической эпохой, и в то же время обволакивают само время, что означает: в известном смысле, время – это геокультурный образ, ставший замечательным итогом наблюдения земного пространства.