А вот сидит юная симпатичная зечка из Екатеринбурга. Вместе с товарищами по дворовой банде она поймала маленькую девочку, затащила в подвал, забрала ключ от квартиры, из которой после вынесли все, что могли. А девочку—свидетельницу убили.
Или вот еще две подружки сидят, у них похожая история. Затащили с улицы шестилетнюю девчонку и зачем—то принялись душить ее удавкой, и уж наполовину придушили. И убили б, если б мать пленницы не подняла тревогу. Она и квартиру вычислила, колотила в дверь, орала, чтоб пустили. А те две негодяйки отвечали сладкими голосами, что у них никого нет. У матери хватило ума и решимости выбить дверь, так что все кончилось хорошо. Теперь вот эти девицы сидят. Ну, легко их жалеть? Этих – точно ведь нет? А выпусти их – так, небось, опять убивать пойдут?
Я там с отчаянными девчонками заводил беседы про убийства. Они охотно рассуждали:
– Убивать вообще легко! Нож как в масло входит. Легко – особенно от злости если! Вот свинью когда режут, это страшно, ей же горло перерезают, – показывает одна девочка на своей шее, – так горло перерезано, кровь хлещет, а она все бегает. А человек – что? Его не страшно убить…
– Все вы врете, небось, сидите за мелкую кражу, а рассуждаете, – лез спорить я. Одни молчали в ответ и смотрели на меня спокойно, другие оправдывались:
– Ну, мы сами лично никого не резали, но уж знаем: это легко и просто. Точно!
РАЗГОВОРЫ ЗА ЖИЗНЬ
Вообще заключенные довольно легко идут на откровенные беседы. Вопреки довольно расхожему мнению, что зека трудно разговорить, что непросто из него вытянуть рассказ про то, как он дошел до жизни такой. Спроси – все тебе расскажут, ну, слегка только приукрасив.
Вот мой взгляд выхватил из толпы «воспитанниц» блондинку с открытым крестьянским лицом, с голубыми глазами, с печальной улыбкой. Девчонка сидела на лавке под самодельным стендом про Есенина, который сочинял как будто по заказу ГУЛАГа, у него ж старушка—мать, кабаки, спирт, проститутки, вообще беспутная жизнь, – кого ж и почитать на зоне, как не его. Знакомлюсь с девушкой: Света, из Свердловской области.
– Мне 16, а как села, было 15. Чё—то большое у меня наказание – три года. А кому 9 лет дали или 10 по 105—ой (убийство), так те говорят, что у меня – маленькое… Я сижу за рассаду: помидоры и капуста. Своровали мы у бабушки одной. Ущерб всего 420 рублей. Мы хотели продать с подельницей, – ей тоже 16, она тоже здеся. Не то чтоб голодали, нет, так – на сладкое хотели потратить. Следствие долго продолжалось, четыре месяца. Бабку только допрашивали и нас, а свидетелей не вызывали. Потому что их не было. Та бабушка за рассаду обиделась и на суде требовала нас строго наказать. Прокурор вообще ничего не требовал, а адвокат просил дать нам по 3 года лишения свободы. Все и сделали как он просил… Освобожусь – поеду домой, работать буду. Попаду ли еще сюда? Не зарекаюсь, не знаю я…