– А с вашим подходом ошибки исключены. Вы так дорожите своей репутацией? – спросила Агата, продолжая расправлять волосы, которые были так тщательно уложены стилистом. Теперь Маркус мог рассмотреть, что её волосы были чёрного цвета и тянулись почти до самых предплечий.
– Я долго занимаюсь этим – рассказывал Маркус, параллельно перекладывая из руки в руку «беретту» и разглядывая очертания пистолета. – У меня ещё не было осечек. Среди моих клиентов были те, кого пытались убить люди, на которых бы никогда не подумали. Так что я знаю, что делаю.
– Допустим, Дэвид меня захочет убить. Сейчас вы меня спасли. Но что ему помешает сделать это после того, как вы доведёте меня до номера?
– Это уже не моя забота. Я обеспечиваю вашу безопасность там, где я обязан делать это по условиям контракта.
Агата посмотрела на Маркуса через зеркало и спросила:
– И вас не будет мучить совесть?
– Нет.
– Так значит вам чуждо такое понятие как «сентиментальность?»
– Можете поверить в обратное. Я потерял отца и мать в один день. Узнав об этом, я проливал слёзы не одну и не две недели. И не был бы мой ген замороженным, я бы поседел за пару дней.
– Так почему же вы так холодны к возможной угрозе после истечения контракта?
Маркус обхватил рукоять «беретты» и, не сводя глаз со спускового крючка, ответил:
– При моей работе приходится мириться с одной истиной – всех в этом мире спасти невозможно. Поэтому если кто-то не в силах вечно избегать смерти, лучше просто принять всё как есть.
– Печально – подытожила Агата, снимая накладные ресницы.
К этому моменту она уже избавилась от помады и следов тонального крема. Наблюдая за этим, Маркус вдруг задался вопросом, который звучал весьма очевидно: «зачем портить всякой косметикой такое смазливое личико?»
«Вечная жизнь без старости».
«Предел мечтаний».
«Пик научного прогресса».
«Победа человека над природой».
«Переписаны законы мироздания».
И это далеко не все заголовки, которые вычитал из газет отец Авраам. Всю свою жизнь он посвятил служению Богу. Сколько отведено жить каждому – вопрос, на который не стоит искать ответа. Всевышний, и только Он вправе решать, кому и сколько жить в этом мире.
Новое изобретение сумасшедшего учёного стало отправной точкой на пути тотального гниения человеческой души. Отец Авраам считал заморозку гена грехом, с которым невозможно сравнить даже убийство или прелюбодеяние. Желая избавиться от старости, люди окончательно отреклись от церкви. В них не осталось ничего святого.