Совершенно не понимая произошедшего, я подошел к бармену и спросил его:
– Дружище, а что за беда приключилась с этим мужчиной…
– С Хёвардом? – прервал меня бармен, радуясь, что может хоть с кем-то поговорить, очистив себя от чувства вины. – У него четыре дня назад сын пропал. Он у него летчик. Совершал полет через перевал. Пытался доставить лекарства в другой город, да так и пропал. Летел, понимаешь, летел, а потом раз – и замолчал. Ни слуху, ни духу. На сигнал диспетчера не отвечает.
– И что же? Искали?
– Пытались. Да неужто по такой погоде пойдешь далеко, а лететь и того хуже. А парень славный был, герой, и сердцем добрый. Девоньку себе в невесты славную нашел. Людям всегда был рад помочь. Вот этим вот летом, – начал рассказывать бармен, увлекшись, – у одного из моих друзей домишко-то загорелся, так он мало того, что успел помочь утварь повытаскивать из огня, сам чуть не опалился, так потом еще помог дом возвести за неделю, до дождей. По пять часов в сутки спал, вставал и сразу за инструмент брался. Эх! Славный малый, славный…
– Жаль его. А что же он в такую погоду да в полет?
– Я ж и говорю, добрый он. Детишкам, в городе за хребтом, лекарства очень нужны. Повымирают бедняжки без них. А мы ближе всех, вот он и вызвался.
– И шансов спастись у него не было?
– Погляди в окно, дружище, и так всё ясно.
Да, думаю это тот момент, ради которого я здесь. Нельзя терять времени. Я купил две бутылки аквавита, расспросил бармена, как мне отыскать Хёварда, и, попрощавшись, сразу же пошел по указанному адресу.
Добравшись туда через весь город, я, с трудом преодолев громадный сугроб, постучал в крепкую деревянную дверь. За ней послышались медленные шаги и лязг запора. Между нашими встречами прошло всего полчаса, но человек, стоявший теперь передо мной, был совершенно другим. Сутулость приобрела ярко выраженную форму дуги, веки с трудом приоткрывались наполовину, лицо приняло сероватый оттенок, как будто страдания вытянули из него всю жизнь. Хёвард силился изобразить на лице вежливо-вопросительное выражение, убрав с него безразличие, а губы едва вздрогнули в попытке что-то произнести, но, будто обессилев, так и остались в виде прямой линии. Понимая, что сейчас испытывает этот человек, я молча протянул ему две бутылки аквавита и сказал: