– А ему удобно? – прошептал Дима.
– Ляжешь, узнаешь, – мать отвесила оплеуху. – Не трепи языком. Ближе подойдите и поцелуйте.
Мы послушно подошли и замерли перед гробом, не зная, куда целовать.
– В лоб целуйте, – шипела мать.
Мешая друг другу, наперегонки кинулись к голове деда.
– Не толкайтесь! Сначала Вася, потом Дима.
Поочередно поцеловали холодный липкий лоб. В зал вошел отец, подошел к гробу.
– Здравствуй, батя, – поцеловал меня в лоб и вышел.
– Мам, завтрак будет? – услышали мы. – Дети не завтракали, сюда спешили.
Завтракали в кухне: на покрытом старенькой клеенкой столе теснилась сковородка с яичницей, которой сразу завладел отец; тарелки с солеными огурцами и помидорами, квашеной капустой. На доске лежало порезанное сало и разрезанные на четыре части крупные луковицы. Отец торжественно налил себе, бабушке и матери в мутные рюмки, подумав, плеснул и нам с Димкой.
– Помянем батю минутой молчания, – объявил, схватив рюмку и воздевая себя с табуретки.
Все встали и помолчали. Я смотрел на стоящий на узеньком подоконнике грязный стакан полный мертвых пчел.
– Минуту молчания прошу считать оконченной, – отец одним махом выпил рюмку.
Я попробовал – водка оказалась горькой и противной. Дима закашлялся и мать постучала ему по спине кулаком. Мы сели и стали есть, пытаясь угнаться за отцом. Куда там! Он лихорадочно допил бутылку и сметелив все съестное, закурил.
– Хоронить батю где будем?
– В Кузькино, рядом с дядькой Шуриком есть место, – бабушка приложила платок к сухим глазам.
– Хороший выбор, – покивал отец, глядя сквозь засиженное мухами стекло на двор. – Место живописное, березы и клены, и трасса рядом. Когда будем проезжать в город, то будем сигналить. Удобно: никто не забыт и, как говорится, ничто не забыто.
Вскоре начали собираться люди. Приехала тетя Нина с дочкой Марусей – моей ровесницей. Они напоминали двух крыс, жадно водящих носами по сторонам – не перепадет ли чего? Нас с Марусей отправили во двор, чтобы не путались под ногами, а взрослые входили и выходили из дома: соседи, дальние родственники, кто-то еще.
– Маруська, ты падла, – сказал Дима.
– Заткнись, ушлепок, – отрезала сестра, наловчившаяся в своем общежитии. – Ты немец Лохни, а по-русски просто лох.
– Не ругайтесь, – попросил я.
– А чего он?
– А чего она?
– Да помолчите вы!