Несмотря на отсутствие тренировки, домой возвращаюсь вечером и теперь уже спокойно лгу Лизи, что был в зале. Хотя, в действительности, это не ложь. Я был там. За спиной тихо разговаривает телевизор, пока бесполезно болтаю ложкой в кружке, потому что сахар уже давно растворился. И это длится ровно до той самой минуты, пока Лизи не поворачивается ко мне лицом и не стреляет невидимыми лучами раздражения из глаз. Я снова вывел её без видимых на то причин. Это уже обыденность.
– Что случилось?
– Об этом хочу спросить тебя! – огрызаюсь в ответ, но ничего не могу с собой поделать. Слова сами льются рекой, я не в силах их остановить.
– Ты издеваешься?
– Нет, это ты издеваешься.
– Что я сделала не так?
– А ты подумай.
Сжимаю челюсть до скрипа зубов, потому что Лизи хлопает глазами и смотрит на меня, словно я – тот, кто должен что-то рассказать. В таком ритме проходит несколько минут. Наша тупая игра в гляделки завершается тем, что отодвигаю полную кружку в сторону и поднимаюсь из-за стола. Я больше так не могу.
У меня только одно направление и цель: её сумка. Спокойно открываю тот самый карман и вынимаю его содержимое, сжав в кулаке. Меньше, чем через минуту, возвращаюсь обратно и бросаю на стол тест, к которому присоединяется снимок.
– Ты решила сказать мне тогда, когда нужно будет ехать в роддом?
Карие глаза Лизи расширяются. Её нижняя губа начинает дрожать, а лицо становится бледным.
– Я.. – шепчет она, после чего переходит в оборону: – Ты лазил по моей сумке?!
Это поднимает во мне неслыханную ярость. Я думал, что взбешён, но оказывается, не до конца. Мой голос срывается на крик.
– Да, черт возьми, я лазил в твоей сумке! Когда ты хотела рассказать? Сколько хотела скрывать? Как долго хотела врать?
– Как ты узнал?
– В больнице сказали!
Пальчики Лизи обхватывают край столешницы и белеют. На её лице ужас и страх, но я слишком зол, чтобы поставить её эмоции выше своих даже тогда, когда по её щекам начинают струится слёзы.
– Я боялась! – тихо говорит она.
– Ты решила дотянуть до того момента, когда нельзя ничего исправить?
– Уже поздно что-то исправлять!
Запускаю пятерню в волосы и одёргиваю их так, что лопаются капилляры в глазах.
– Как мы станем родителями в таком возрасте? Что мы ему дадим?
– Что ты несёшь?
– Мы не готовы!
Лизи вздрагивает, как от пощёчины, из-за чего дёргаюсь сам. Я не знаю, что во мне говорит, но это явно сильнее меня. Я совершенно слаб перед этим незнакомым чувством.