Рыбу-Молота Палкина с Чумаченкой терпеть не могли, называли жлобом, бычарой, пейзанином, недотыкомкой и – почему-то – вонючим бюргером. Последнее определение казалось Рыбе особенно оскорбительным: за собой он следил не хуже какого-нибудь метросексуала, брился по два раза на дню, не жалел денег на одеколоны, кремы и гели, а однажды решился даже на депиляцию волос на груди.
Чертова депиляция прошла настолько болезненно, что Рыба едва не отдал концы. Кошкина (ради которой все и затевалось) мужнина подвига не оценила. Напротив, тут же пришпилила ему кличку «бруталь-фаталь», с коей Рыба и проходил до тех пор, пока волосы снова не отросли.
Нет, если кто и был самым настоящим вонючкой, – так это милые кошкинскому сердцу Палкина с Чумаченкой. Палкина, несмотря на весь свой евроатлантический интеллектуализм, никогда не мыла рук ни после туалета, ни до него. А Чумаченко, несмотря на Д. Аронофски >1 и гори, Голливуд, гори! благоухала потными подмышками. И вот с этими монструозными дамочками Рыба-Молот был вынужден делить соседние кресла в Доме кино, куда Кошкина с завидным постоянством таскала его на арт-хаусную блевотину.
Вылазки в ДК назывались «культурологическим ликбезом» и опускали Рыбу на приличную сумму: за посиделки в местном кинематографическом буфете неизменно расплачивался «жлоб» и «недотыкомка».
– А что же ты хотел, рыбѐц мой золотой, – увещевала мужа Кошкина. – Ты ведь среди нас единственный мужчинка. Тебе и платить.
– Ну, не знаю – единственный ли… Водку твои стервы хлещут так, что призадумаешься, – кто из нас больше мужик.
– Подумаешь, выпили рюмочку-другую для поднятия тонуса. А ты и напрягся не по-детски.
– «Рюмочку-другую», как же! Они по пол-литра на рыло выжирают в один присест.
– Будь великодушен к женским слабостям, и тебе зачтется.
– Где это мне зачтется?
– На том свете. Реинкарнируешься в арабского шейха.
– Была охота…
– Тогда в чемпиона Формулы‐1. Хочешь быть чемпионом?
– Хочу пореже видеть твоих барракуд. Это возможно?..
Просьба не выглядела запредельной, более того, она была вполне законной, – но Кошкина почему-то воспринимала ее в штыки. Чего только не выслушивал Рыба в такие моменты! – что он черствый, косноязычный, малообразованный и, вместо того чтобы расти над собой, предпочитает тихо разлагаться в собственном невежестве.