Ну, если можно так выразиться.
Девушка как раз готовилась к первой ночи с мужчиной, разрушившим ее жизнь, и заметно волновалась, натягивая тонкие чулки под почти прозрачную сорочку. В зале стояла такая тишина, что слышен был шелест шелков и кружева, скользящих по атласной коже.
На миг даже перед глазами потемнело от бесстыдной откровенности происходящего.
Бесстыдной, но… красивой. Я не могла этого не признать. Точно так же, как не могла не признать, что такого белья у меня никогда не было. В мои панталоны можно завернуться, как в паруса, а в нижнее платье еще раза четыре, не меньше.
Интересно, Камилла тоже надевает для него такое… порочное белье?
Почти наверняка. Не только белье, но и позволяет ему делать с собой все, что ему нравится. Если она владеет таким делом, то наверняка искушена в любви и уж совершенно точно не стесняется, когда веревки стягивают ее тело. Наверняка бесстыдно раскрывается и подается навстречу его пальцам, или… плети.
Я мысленно влепила себе пощечину, но помогло смутно.
Какая она, Камилла де Кри?
Воображение рисовало зрелую женщину, роскошную женщину – такую, как ее светлость, герцогиня де Мортен. Возможно, не такую утонченную, но…
Чтоб у нее на носу бородавка вскочила!
У Камиллы, разумеется, ее светлость тут ни при чем.
Представила, как Орман стягивает с нее платье, как его руки небрежной лаской скользят по покатым, красивым плечам, и внутри все перевернулось. Горячая волна прокатилась по телу, заставляя пальцы сжаться на подлокотниках, резной узор до боли впился в ладони.
Всевидящий!
Неужели я на самом деле ревную?
Эта мысль ошеломила и оглушила настолько, что я замерла. Даже упустила момент, когда над сценой пошло затемнение: мужчина как раз рванул с плеч девушки полупрозрачный занавес сорочки, обнажая ложбинку между грудей, и припал к ней губами. На этом в зале вспыхнул свет, а занавес сомкнулся, отрезая любовников от нас.
– Интригует, правда?
– Нет! – выпалила я. – Это ужасно! Она сейчас потеряет девственность с мужчиной, который убил ее отца.
Орман приподнял брови.
– Не так давно ты говорила иное.
– Я была не в себе.
– Определенно, – заметил он. – Ты и сейчас не в себе, Шарлотта. У тебя глаза, как чайные чашки.
– Пойдемте лучше пройдемся, – я вскочила. Слишком прытко для благовоспитанной мисс. – Посмотрим театр.