29 октября 1984 года
(из дневника)
После почти месячной нервотрёпки, самоедства и всё выжигающего презрения к себе за бессилие хоть как-то уменьшить количество оставленных грехов, выехал на действительную воинскую службу в Грузию, город Поти.
Очередной вираж, штопор, обрыв, трамплин, перелом – как угодно… Но ноет сердце не из-за крутой перемены, а, как ни странно, из-за бессилия переменить что-то, отломить, отбросить, очиститься. Слишком много долгов, невыполненных обязательств, примет полной или почти полной несостоятельности переполняют моё сознание, посылая импульсы в только что оставленную жизнь.
Эти импульсы-мыслишки как удивительно липкая паутина: чем больше от них отмахиваешься, вырываешься, пытаешься обмануть – приседая, прыгая, падая, прикидываясь ничего не замечающим – тем сильнее они обволакивают, нарастают, душат.
Ангольский дневник
1985 год
10 марта
Итак, произошло то, во что я и не верил уже, точнее – во что устал верить, как устаёшь верить в мечту, когда вдруг осознаёшь, что неспроста на пути к её достижению встаёт что-то уж больно много непреодолимых препятствий.
Неужели я всё же преодолел тот страшный год, который с садистской издёвкой затоптал, казалось бы, до того скотского состояния, из которого и выхода-то уже не положено. Но, оказывается, преодолел, на самом излёте сил, но выскочил из мёртвой зоны.
И вот я в Луанде.
Я не верил в это, даже когда уже появилась внизу сильно гористая саванна цвета хаки, пальмы, какие-то очень прозаические многочисленные баобабы, милый сердцу ещё по Кубе краснозём полей и дорог, океан, спокойный, как Путяевские пруды, трущобы пригородов и чёрные фигурки людей иной расы. Не верил, потому что самолёт мог ещё неудачно приземлиться или по каким-нибудь фантастическим причинам ему не позволили бы сесть, или меня ждал бы в аэропорту какой-нибудь серый человек с папкой и мёртвыми глазами, который бы тихо произнёс мою фамилию, и стало бы ясно, что всему конец.
Но самолёт сел, и встречали нас люди с нормальными озабоченными глазами, и окружающие меня соотечественники дружно и обильно потели всеми своими дебелыми, студенистыми зимними телами. Все советские, не сговариваясь, сбились в отдельную очередь на санитарный и паспортный контроль. Иностранцы говорливой разноцветной тоненькой струйкой протекали мимо невероятно чёрного пограничника в камуфлированной форме FAPLA, с невероятно ответственным видом отстукивающим печати в их паспортах. Эти обнажённые смуглые плечи, лёгкие майки, яркие платья, раскрепощённый смех представляли явный контраст с потной костюмно-галстучно-мокрорубашечной плотной, поругивающейся толпой, толкающейся около пограничной стойки плечами и разгорячёнными боками.