– Потеряет силу.
– Вот. Ее разобьют по частям, и наступит мир. Война выходит из точки, высверливая свой путь внутри мира, как пуля сверлит воздух, ни на что больше не отвлекаясь. Главное – создать давление, пробить оболочку. Пробьет – из отверстия хлынет наружу все, созданное мирным трудом поверженного народа. Таково дело войны. Поэтому вперед и только вперед, сохраняя скорость и мощь, собранную в точке. Остатки противника, разорванного на части, будут уменьшаться сами собой, как студень моллюска, вытащенного из раковины. Вообще, чтобы понять целое, нужно свести его к самому простому, – продолжал Максим. – Вещество мы знаем, энергию тоже, она тоньше и подвижнее, но у нее нет цели.
– Если продолжить в эту сторону, что будет еще кроме них?
– Наверно, гораздо более тонкое и быстрое, например, мысль, ведь нет ничего быстрее.
– Война наполнена мыслью?
– Она наполнена переменами и стремится к цели.
– Разве мир не стремится?
– Они делают это по-разному. Война складывает свои перемены. Все они продлевают одна другую так, что последняя упирается своим концом прямо в цель. Ведь она одна. Те тоже вытянуты в линию.
– А мир?
– Не складывает. Каждая его перемена течет в своем направлении.
– Это еще почему?
– У него в запасе пространство – длинное и широкое – одним направлением не заполнишь.
– Просто живет?
– Просто жить нельзя, нужно знать зачем. Мир есть и, когда истощается, посылает войну в область неизвестного и тьмы.
– Так кто из них знает зачем?
– По крайней мере, война знает как.
– Все связывают знание как раз со светом. Разве она свет?
– Свет – это ведь энергия. Энергия от вещества.
– Свет разгоняет тьму, и мы видим.
– Сам свет лишь освещает скрытое во тьме.
– Во тьме что же, нет вещества?
– Какое-то есть, – сказал Максим осторожно, – но его не много, как не бывает и беспросветной тьмы, подобно угольной яме. Иначе она существовала бы сама по себе, не нуждаясь в свете. Мы ведь говорим о тени, сумерках, переходах от солнечной стороны к глухой.
– По-твоему, с наступлением ночи вещество исчезает? Утро его не находит, а возводит заново, как фанерные киоски на Новый год.
Про себя Максим считал, что так именно и бывает, но вслух не сказал.
– Ночь не совсем тьма, и пустота не окончательное отсутствие всего.
– Тогда что она такое? – Костя проговорил с долей высокомерия.