Сконфуженная, Шэрон возвращается в опустевший магазин. Младенец спит в коляске, а разгоряченный краснощекий Алекс, который только начал ходить, цепляется руку.
– Привет, бузотер, – наклоняюсь к нему.
Он меня игнорирует.
– Поздоровайся с Холли, – ласково говорит Шэрон.
Ее он тоже игнорирует.
– Алекс, поздоровайся с Холли, – рычит Шэрон, словно сатана из бездны ада, так внезапно, что мы с мальчишкой пугаемся оба.
– Привет, – говорит он.
– Вот и молодец. – Голос снова нежнее нежного.
Я смотрю на нее открыв рот. Никак не привыкну к раздвоению личности Шэрон, вызванному материнством.
– Мне так стыдно, – говорит она тихо. – Прости меня. Я прямо женщина-катастрофа.
– Да брось ты. Я так рада, что ты пришла. И потом, ты такая сильная! Сама же говоришь, что первый год самый трудный. Еще несколько месяцев, и этот маленький мужичок станет мужчиной. Осталось чуть-чуть.
– Да… но на подходе еще один.
– Что?!
– Я снова беременна, – со слезами кивает она. – Я знаю, я идиотка.
Выпрямляет спину, – мол, нас не сломать, – но видно, что она на нуле. Выжата досуха. Не передать, как я ей сочувствую, – тем сильнее, чем с меньшим энтузиазмом она встречает каждую новую беременность.
Обнявшись, мы в унисон говорим:
– Только не рассказывай Дениз.
От одного вида Шэрон, покидающей магазин с четырьмя мальчиками, меня охватывает уныние. Это вдобавок к нервному напряжению этого дня, бессоннице прошлой ночи и тому, что пришлось целый час перетряхивать свою жизнь перед чужими. В общем, сил нет совершенно, но мы с Киарой должны еще проводить гостей и навести в магазине порядок.
– Ах, как это было чудесно! – вихрем выводит меня из размышлений Энджела Кэрберри. Надежда и опора магазина, она отдает нам свои дизайнерские одежки, сумки и украшения. В основном благодаря ей «Сорока» как-то держится. Киара шутит, что Энджела покупает вещи, только чтобы передать их нам. Хрупкая, как птичка, выглядит она, как всегда, невероятно стильно. Блестящие черные волосы, стрижка боб с прямой челкой, нити жемчуга на шее, шелковое платье с галстуком-бантом.