и что поэтому я умею теперь лучше и по-новому мыслить, – гораздо более глубоко, логично и реалистично.
То есть я почувствовал и осознал, что со мной произошло то чудо, содержание которого я не мог ранее даже предположить, но в которое я верил и которое ждал, – я, как я надеюсь, получил очень важное знание и способность гораздо лучше мыслить! Словами Фридриха Ницше это своё чудо я могу назвать «молнией мысли», а своими словами добавить – «и взрыв головы».
И меня сразу же охватили огромные, неописуемые радость и возбуждение! Каких трудов, помню, мне стоило вести себя спокойно, как ни в чём ни бывало, по дороге в театр и в театре во время игры в оркестре! Помню, в перерыве между первым и вторым отделениями нашего спектакля, когда все музыканты вышли из оркестровой ямы, я вышел в маленький коридор, примыкающий к этой яме, и там, вдали от всех глаз, позволив себе немного расслабиться, ходил как пьяный, шатаясь от стены к стене… А после спектакля я поспешил к Сергею, – он жил недалеко от нашего театра и в эти дни был свободен от своих гастролей с другим оркестром. Прилетев к нему и думая, что ему-то уж я могу полностью открыться, я начал сразу же, слишком возбуждённо, прямо взахлёб и, конечно, очень сумбурно излагать пришедшие мне мысли. Но Сергею, видимо, было неприятно такое моё состояние. Он слушал меня, не вникая в то, что я бурно и сбивчиво говорил, а когда я сделал маленькую паузу, он вдруг хмуро сказал: «Ты ко мне больше таким возбуждённым не приходи». Я не обиделся на него, – мне самому, наверно, такое состояние собеседника показалось бы странным и неприятным, я ведь тогда действительно был как в лихорадке. – Когда Вы прочтёте мою книгу, Вы поймёте, что и сколько свалилось на меня в тот день. Но эти его слова всё же меня смутили, я замкнулся, застеснялся своего возбуждения и его причины, и это моё стеснение явилось одной из причин того, что я ни ему и никому другому, кроме своей жены, ничего о своём необыкновенном событии этого дня не рассказал.
Это моё озарение, последующее его осознание и логическое изложение его содержания вполне, по-моему, соответствует тому, что говорилось в одной газетной статье о подобных явлениях в жизни очень известных людей:
«Прорыв к реальному смыслу происходит благодаря спонтанной догадке, интуиции, – в этом с Нострадамусом солидарны все творческие натуры. «Открытие в науке, – писал Эйнштейн, – совершается отнюдь не логическим путём, в логическую форму оно облекается лишь впоследствии, в ходе изложения. Открытие, даже самое маленькое, – всегда озарение. Результат приходит извне и так неожиданно, как если бы кто-то подсказал его.» Сон Менделеева, яблоко Ньютона – это тоже озарение…» (Канада, Онтарио, Северный Йорк. Газета «Беседа» № 454, 9 – 16 января 2004 г., стр. 31.)