Когда я рассказала о своих опасениях Дагу, он с легкостью их отмел. «Она просто спокойная, вот и все, – сказал он – позволь ей быть собой, дорогая». И я позволила себе расслабиться, увериться в его правоте, в том, что Ханна была в порядке, а страхи на ее счет существовали только в моем воображении. Но незадолго до ее трехлетия случилось нечто, что уже и Даг не мог игнорировать.
Я готовила завтрак на кухне в то время как Ханна сидела на полу и играла на импровизированной барабанной установке из кастрюль, сковородок и ложек, которые я достала, чтобы как-то занять ее. Она монотонно стучала по одной из сковородок, звук от ударов рикошетом отдавался в моей голове, и когда я уже мысленно отругала себя за неудачную идею, шум внезапно прекратился.
– Ханна хочет печенье, – объявила она.
– Нет, милая, не сейчас – сказала я, улыбаясь. – Я варю овсянку. Вкусную овсянку! Все будет готово через минуту.
Она поднялась с пола и сказала громко:
– Ханна хочет печенье сейчас!
– Нет, солнышко, – ответила я более решительно. – Сначала завтрак, подожди.
Я нагнулась к нижнему ящику, гремела посудой в поисках миски и не услышала, как она подошла ко мне сзади. Когда я обернулась, почувствовала внезапную жгучую боль в глазу и тут же отпрянула в шоке. Мгновением позже я поняла, что произошло – Ханна с размаху ударила концом металлической ложки в мой глаз с такой силой, какую я в ней и не подозревала. Сквозь накативший на меня ужас, всего на долю секунды я увидела реакцию Ханны – на ее лице промелькнуло удовлетворение, прежде чем она повернулась ко мне спиной.
Я была вынуждена взять ее с собой в госпиталь, поскольку до возвращения Дага оставалось еще несколько часов. Не имею представления, поверила ли мне медсестра отделения неотложной помощи или же решила, слушая мои неубедительные оправдания, что я – побитая жена, очередная жертва семейной пьяной ссоры. Если же она, к моему стыду и страху, догадалась, то никак не прокомментировала произошедшее. И все это время Ханна молча, без интереса слушала, как я лгала о том, что налетела на дверь и наблюдала за медсестрой, накладывавшей мне повязку.
Вечером, когда Ханна уже лежала в кровати, мы с Дагом сидели за кухонным столом, уставившись друг на друга.
– Ей еще и трех нет, – сказал мертвенно-бледный Даг. – Ханна лишь маленькая девочка, она не понимала, что творит.