– Послушайте, Соня. Трусы занашивают до дыр все, богатые и бедные. И никто не знает, почему так происходит.
– Да что дыры! Если бы только это были какие-нибудь другие трусы!
– …А что с ними теперь? Вы их наконец выбросили?
– Ну, – неохотно и сварливо сказала Соня. – Выбросила.
– А какие трусы на вас сейчас?
Она смягчилась.
– Хотите посмотреть?
Я уже сказал, что Соня – расфуфыренная и холёная. У неё всё как с картинки: ногти, зубы и волосы.
Зная, что идёт к врачу, хотя бы и психотерапевту, чёрта с два она натянет первое, что попало под руку.
– Нет, я хочу, чтобы вы их описали.
– Это La Perla.
– Нет, опишите, как они выглядят.
– Они выглядят, как трусы от La Perla.
– …
– …
Господи боже. А ведь хотел выбрать психиатрию.
– Вот что удивительно, – говорит Соня. – Когда меня спрашивают, как выглядит то-то и то-то, я отправляю фотографию или ссылку. А когда вы просите описать словами то, на что можете сами посмотреть, слова куда-то деваются. Почему, доктор?
«Потому что ты дура». А вслух сказал:
– Это часть терапии. Когда люди рассказывают, они приводят свои мысли в порядок. А приводя мысли в порядок, они успокаиваются.
Я обращаюсь к ним по имени, а они называют меня «доктор». Вышло как с кушеткой: я призывал Соню, Мусю и всех остальных называть меня Максимом, но скоты дружно долдонят «доктор», «доктор». Возможно, они просто удручены несоответствием меня моему громыхающему имперскому имени. Я сам – зачем врать – опечален. («Друзья мои, я опечален»: кто сейчас помнит эту рекламу? Водка «Распутин» с бородатым мужиком на этикетке. Водка палёная, мужик мерзкий. Такого и следовало убить.)
– Попробуйте спросить меня про что-нибудь другое. Может, лучше получится.
– Вы не помните, Распутин поддержал сухой закон?
Вынося за скобки трусы и кое-какие другие мелочи, должен сказать, что Соня Кройц – человек несокрушимого душевного здоровья. Она ничему не удивляется. Она не спросила, каким образом мои мысли перепрыгнули на Распутина. Она спросила: «Какой сухой закон?» Как будто много было в России сухих законов.
– Четырнадцатого года. В связи с войной.
– А убили его когда?
– В шестнадцатом.
– Ну сам-то он пить не перестал. Ведь яд подсыпали в мадеру?
– По-моему, в пирожные.
– Не понимаю, зачем вообще была эта возня с ядами, если в итоге ему просто проломили голову.