– Конечно… Конечно… Ты, разумеется, как всегда, точно знаешь, что происходит в моем подсознании…
– Да, всегда у меня, у бабушки то есть, и, если тебе уж суждено знать все, – это было в ее комнате, прямо… держись крепче… на ее большой кровати.
– Что такого?
– Нечестно? По отношению к кому?
– Вовсе нет… Я уверена, что бабушку бы это только позабавило…
– Что-то тянуло нас туда… На ее кровать…
– Нет, просто так. Думала, тебе это будет интересно…
– Я знаю? Может, психологически… Может, у тебя найдется какое-то объяснение…
– Если мне ничего не мешает рассказывать, – почему тебе что-то мешает слушать, мама?
– Ты в своем уме? Кому я еще могу это рассказывать, кроме тебя?
– В каком смысле?
– Что «неважно»?
– Нет, скажи, что «неважно»?
– Мне кофе… Только ты все-таки скажи…
– Нет, я не думаю, чужой человек, услышав бы это, решил, что я ненормальная…
– Нет.
– Опять ты про свой душ? Опять что-то горит? Успеется… Мне все-таки кажется, что ты нарочно прерываешь меня…
– Чего тут бояться? Я не сделала в Иерусалиме ничего плохого, мама, только хорошее…
– Потому что тут история только начинается. Все, что я рассказывала раньше, это только предыстория. Итак, Эфи ушел две недели назад в Ливан, и не было от него ни ответа ни привета до начала этой недели…
– Нет, до его ухода я ему никак не могла сказать. Я и сама не была уверена…
– Конечно, но в воскресенье он вдруг позвонил поздно вечером со своей базы и, пока я судорожно соображала, сказать ему или нет, и если да, то как, он попросил меня об одолжении – связаться с его отцом – ему самому никак не удается дозвониться в Иерусалим – и сообщить, что на шлошим[9] Эфи никак не сможет попасть, потому что в армии не считают эту причину уважительной и не дают ему отпуск. Я, конечно, пообещала все передать и была очень рада, что он так запросто обращается ко мне, словно теперь я ему близкий человек, но, когда я начала звонить в Иерусалим, оказалось, что все не так просто: то вообще нет ответа, то гудки «занято», и хотя я звонила целый вечер, ничего у меня не получилось. Назавтра, в понедельник у меня была масса лекций в университете, и я пробовала всего три-четыре раза, а вечером опять позвонил Эфи из Ливана и спросил, говорила ли я с его отцом и что у него слышно. Я ответила, что, по-видимому, линия не в порядке, тогда, мама, он заговорил таким умоляющим голосом, словно без меня совсем пропадет, и попросил обязательно дозвониться до отца, он очень волнуется…