Самым противным в этом его состоянии было то обстоятельство, что он знал, как довести толпу этих оголтелых идиотов к такому состоянию обожания его. Он мог бы привести их в любое другое состояние: любви, ненависти, воинствующего духа, паники, страха, блаженства, нирваны, – продолжайте список сами. Он обладал этой силой над толпой. Он повелевал толпой. Он властвовал над толпой. Если бы он захотел стать оратором революции или вершителем судеб, – он бы без труда со своим даром стал бы им. Но он не хотел. Его неоднократно склоняли стать знаменем различных движений, примкнуть и возглавить, – он категорически отказывался, зная свою известную только ему и непонятную силу внутри себя. И он знал свой конец. Кажется, сегодня он опять перегнул палку…
Вместе со взрывом ликования зрителей, криками и букетами, из глубины зала на сцену прилетела маленькая пуля и отбросила его навсегда в забытье… Мгновение остановилось и превратилось в непроглядную темную вечность.
Полковник Райнер Огер отсутствовал утром в кресле около камина. Не было его ни дома, ни в тире, ни на территории, – так показывала охранная система. Но охранная система не давала информации о том, как и когда полковник покинул дом и территорию, хотя и должна была. И в этом была одна из черт отца. Лежал только его второй пистолет рядом с тонкой папкой на столе в кабинете. Тот самый, с которым она заснула, крепко сжимая в руке любимую вещь отца, когда ждала его возвращения. Но уже вычищенный и смазанный после упражнений в тире, готовый к новому использованию.
Ханна прошла по всем комнатам дома, подвала, по всем вспомогательным помещениям. Посидела в своей детской комнате. Она так и осталась собственно детской комнатой, – после выхода из нежного девичьего возраста и поступления в военный вуз она редко бывала дома, – в учебном центре далеко от дома, в лагерях, на соревнованиях и в командировках. Потому все ее игрушки и другие предметы так и оставались на своих местах, как в школе. Девочка, – а потом девушка, – уже не пользовалась этой комнатой после школы. Приезжая домой на несколько коротких дней отпуска и каникул, Ханна спала летом в саду в гамаке, или зимой на диване в зале после долгих рассказов родителей и родителям.
Теперь она прикасалась к предметам по дому, к игрушкам в детской, к снарядам в спортивном зале, совмещенным с тиром. Да и сам тир был тоже частью ее детства, – стрелять она училась, как говорится, «с пеленок». Ханна ходила по дому и словно прикасалась к своему детству. Она считала, что детство прошло здорово и хорошо. Но и закончилось именно в этом доме.