Выйдя в степь с самого раннего часа, в то время, когда сонные ещё и проголодавшиеся за ночь нивуры – массивные стадные животные наименее бдительны, Цзара быстро почуял запах пастбища. Идти пришлось недалеко, так как стадо остановилось совсем рядом с долгосрочным лагерем племени, на берегу реки Желтова́рой. Правда, обосновалось оно по левую сторону Скудняка – ручья-притока Желтоварой, и его пришлось переплывать, поднявшись на несколько сот шагов вверх по течению.
Долго и упорно молодой туам подбирался к водопою нивуров, прежде чем выбрал из них самого смелого и самоуверенного – того, который не боялся уходить дальше всех о стада. И в решающий момент он, подобно дикому хищнику, бросился из высокой травы на загривок огромному животному, намереваясь в несколько мгновений перерезать тому горло. Но нивур одним мощнейшим толчком скинул юношу с горба, располагавшегося между его лопаток, и рванулся в сторону от повисшего у него на шее Цзары. Туам вцепился в жирную волосатую шкуру животного изо всех сил и не выпустил бы её, даже несмотря на то, что ударился головой о камень, если бы не видение, пришедшее откуда ни возьмись сквозь вспышку света перед глазами, сопровождавшую болезненный удар.
Цзара в нелепой позе остался сидеть на земле, ошалело глядя в сторону убегающего нивура. Перед глазами его, постепенно ускользая куда-то, словно дым, сдуваемый ветром, всё ещё маячил образ возникшего в упущенный момент всадника на белом скакуне, прижавшего к губам скрученный вдвое рог. Но не так важно было само видение, сколько звук, пришедший издалека – Цзара мог поклясться, что он был реальным. Только вот Рог Сердец, а уж тем паче племени Дождей, туамы не использовали со времён незапамятных.
Схватив лук и костяную палицу, забыв и о нивурах и об обряде, Цзара, помчался к селению. Оказавшись там через несколько минут, юноша увидел странную картину: совет приближённых к вождю, похоже, не стал ждать и начался без него, причём на топоте, а не у арду шаманов, как полагалось, и собрались на нём чуть ли не все соплеменники Цзары. И что больше всего бросалось в глаза – лица туамов были какие-то тревожно-скорбные.
Стараясь не привлекать особого внимания (впрочем, старайся он даже делать обратное, у него это вряд ли бы получилось – все напряжённо вслушивались в голоса вождя и шаманов), Цзара потихоньку подошёл к краю площади. Площадь эта среди туамов называлась обычно топотом – так как являла собой место, свободное от торчащих вокруг куполов арду и была больше всего вытоптана ногами. В центре топота был сложен большой очаг племени, который разжигали с наступлением вечера. Подле очага стоя, а не сидя на земле, как полагалось на больших советах, разговаривали, то задумчиво глядя в землю, то вспыхивая гневом и яростно жестикулируя, то обречённо опуская руки, главы самых уважаемых в племени семей, оба шамана и сам вождь Тку́нтву. Цзара встал в один ряд с туамами, образующими вокруг говорящих плотное кольцо и прислушался.