после этого всего несколько дней, словно и отпустили они его только для того, чтобы он умер в своем доме.
Сказав это, она заплакала, и на глаза ребенка навернулись слезы. Очнувшись от слез, она попыталась утешить сына:
– Не печалься. Не надо бы знать тебе всего этого так рано.
Потом она поднялась, вложила тетради сыну в руки и велела ему учить уроки, а сама вышла,, делая вид, что очень занята…»
…Фатима, мать Касема, вошла в комнату с подносом, и разговор между дядей и племянником ненадолго прервался. Фатима была высокой и худой, на лице у нее лежала печать покорности. Ступала она осторожно, словно преодолевая преграды.
Скрестив ноги, она присела напротив них на циновку и стала разливать чай. Старик устроился поудобней и взял стакан. Среди этого затянувшегося молчания Касему неожиданно подумалось: «А о чем думает каждый из нас?» Сам он думал о том, что сейчас творилось в душе дяди и матери. Он исподтишка наблюдал за ними: мать время от времени отпивала чай, неподвижно уставившись на чайник и стаканы, стоявшие на подносе, то принималась поправлять волосы, выбившиеся из-под платка, то касалась рукой затейливого узора на блюде, на лице ее еще были заметны остатки былой красоты, отмеченные прелестью прошедшей молодости, которую не смогли скрыть морщины лет. Сколько она перенесла в своей жизни, сколько перестрадала, чего она ждет с таким спокойствием? Легкой смерти, конца, прощения, отпущения грехов, как будто у смерти есть ступени? А старик разглядывает стакан, чуть отставив его в сторону. Мать словно очнулась от своих мыслей, когда раздался голос старика:
– Этот стакан чая надо бы выпить среди зелени полей, раскинувшихся повсюду, куда ни кинешь взор…
– А хорошо, наверное, сейчас в деревне, дядя? – спросил Касем. Старик, не расслышав вопроса, продолжал размышлять: вслух, глядя на Фатиму:
– Мне так тесно жить среди стен, и я удивляюсь тому, кто предпочитает городскую жизнь деревенской.
Фатима растерянно моргнула глазами, и Касему показалось, что на лице ее отразилась тревога, словно ее застали за каким-то преступлением.
Касем ответил дяде:
– Если бы деревенская жизнь была легкой, то никто бы не бежал от нее.
Мать вздрогнула, воем телом и заговорила, спокойствие снова возвращалось к ней:
– Наша деревенская жизнь не щадит слабого и того, у кого нет опоры на этой земле. В городе люди трудятся только для того, чтобы заработать себе на кусок хлеба, а в деревне ты трудишься для земли, для урожая, для коровы и еще для многого другого, и это тяжело, – и прибавила с уверенностью. – Очень тяжело для тех, кто слаб.