Айда, брат воробей, покажи мне посёлок!
На, говорит, смотри.
А что и смотреть-то… К югу, по ту сторону озера, позади нас, остались и сельпо, и кафе, и сувенирные палатки, и школа, и музеев несколько. Да там и бараки стоят. Те самые. Не все сохранились, правда, но всё ж таки. Всё тут один большой музей. Ходи да наблюдай, присмотрись только.
А по нашу сторону почта да школа ремёсел, да дома жилые, да… всё то же самое, что и к югу.
Погоди, брат воробей! Да как же это? Да что же это?
Сел торопыга-воробей у часовенки на развилке, что за посёлком. Хорошая такая часовенка, почти новая. Над входом – резной Спас. А на самом конике – точёное распятие. И вся кровля – узорчатая, словно волнушки текут в сторону. Смотрю – вода из-под часовенки бежит, по камням перекатывается, бурлит.
Что это, спрашиваю.
Крестиленка, отвечает брат воробей. Видишь, откуда вода бежит?
Ан и правда. Вон и родник за часовенкой, а вода под ней идёт и в сторону Святого озера уходит.
Никогда такого не видел раньше. Чего люди не придумают.
Я встал на колени, зачерпнул ладонями воды из ручья и выпил. Холодная, чистая! Умыл лицо и утёрся лёгкой своей шапочкой. Воробей вспорхнул вдруг и юркнул в сторону озера. Я следом пустился. У самого берега сели. В небе пасмурно и тихо. Ветра нет, и в озёрной глади стоит отражение монастырской крепости. Вот рябь пошла, и отражённая обитель словно за туманом скрылась, исчезла.
Откуда ни возьмись – старичок. Стоптанные башмаки, на носу круглые очки, и куртка странная такая: то ли сюртук докторский, то ли пиджак длинный. Стоит, на палочку опирается.
Нездешний, шепчет мне на ухо брат воробей.
– Соловки – это вам не Валаам, – сказал старичок вдруг.
– В каком смысле? – спросили мы с воробьём.
– Там волны накатывают на крутые каменные берега, и в этой песне волн слышна музыка, какая-то солнечная радость разливается в воздухе. И непонятно, откуда она берётся, радость эта. Будто в небе где-то дырочка есть, и через эту дырочку на остров проливается свет, очень лёгкий свет, ясный.
Он помолчал ещё, приглядываясь к нам, и продолжил:
– На Валааме ощущается – и до того явно! – будто и в небе, и в сосной поросших скалах, и в глубокой воде, и в самих иноках островной обители есть крепкое тайное согласие. Тут не так. Посмотри, какая свинцовая вода, какой белой она стала от рассеянного высокого света, как медленно и натяжно моет она холодные камни.