В ответ Креститель оперся на посох и поднялся на ноги. Голос задрожал, набирая силу, жилы на шее вздулись:
– Крепкий колос, говоришь? Присмотрись, так ли он крепок, как кажется. Они все, – Креститель показал на притихших иудеев, – ходили в храм, слушали тебя и били поклоны, но почему это не сделало их такими же пузанами, как тебя? Почему у них не каждый день бывает ломоть лепешки? А ты отожрался и думаешь, правда – в утробе твоей! Лижешь зад тетрарху и римлянам! А за что? Римляне не сделали богаче твой народ. Зачем они здесь? Разве народ иудейский звал их? Пускай убираются в свой Рим! А тетрарх? Царство на бабу променял. Паскудник. Настоящий царь нужен иудеям, защитник, а не римский лизоблюд! Вы забыли, что говорил пророк Исаия. Я пришел, чтобы напомнить. Он предупреждал, что я приду.
Такая самонадеянность Крестителя вывернула священника наизнанку. Он не ожидал подобного отпора, привык к почитанию и почестям. Отступил, злобно раскраснелся, задохнулся от ярости. Было очевидно, что его речь прозвучала напрасно, не произвела впечатления и не воздействовала на Иоханана.
Тут же вся делегация взорвалась криком. Священники и левиты, перебивая друг друга, орали в лицо Крестителю, что много возомнил о себе, стервец. В чужие одежды рядиться начал. Чего придумал, будто о нем говорил пророк Исаия. Только сумасшедшему такое могло взбрести в голову. Очередной мошенник, ушлый плут, жулик. Дождется, что слетит его голова с плеч. Недолго ждать баламутному смутьяну!
Священнослужители ощутили себя в дурацком положении. Им уже казалось, что втуне проколесили путь от Ерушалаима. Окинули проходимца презрительными взглядами и отошли в сторонку, посовещаться.
Быстро убедили себя, что уличили невежду и болтуна, назвали проповеди его вредными и опасными для иудеев. Ничего нового, очередной подстрекатель к бунту, могли бы и не ехать сюда, достаточно было направить царских стражей.
Вернулись к Иоханану с требованием, чтобы больше не мутил и не дурачил людей, прекратил свою болтовню подобру-поздорову, пока не заключили его в узы.
И с надменным видом пошли прочь, шурша подошвами сандалий и полами одежд.
Люди, наблюдавшие все это, жались друг к другу и растерянно глядели то на священнослужителей, то на Иоханана Крестителя. И только одна фигура Прондопула в середине толпы, укрытая иудейской одеждой, была неподвижной. Из-под густых черных волос с синеватым отливом торжествующе холодел тяжелый взгляд.