Та кивнула:
– Да, эта гнусная девчонка нарочно измарала кровью рубаху. Христер, держи крепче Трину, Анна, жги лучиной паклю. Ну?
В дело вмешалась Кристина:
– Мамочка, давай я буду жечь лучиной, дай сюда, противная Анхен!
Майор держал в объятиях ребенка, дочь его жгла паклю, в которую были замотаны пальцы. Сначала, когда огонь прошел до мяса, Настя дикими криками оглашала дом, потом враз замолчала, потеряла сознание.
– Хватит, пошли пить чай! – пригласила Елизавета. – Другой раз умней будет…
Теперь, дорогой читатель, мы подошли к сценам, при описании которых в старину говорили: «Рука опускается, перо замолкает…» По причине этой нам придется прибегнуть к воспроизведению документов:
«Как по свидетельским показаниям оказалось, после того, как девочке паклей жгли до кости руку и от вышеописанной муки пальцы еще не зажили, она опять худо шила. Тогда майор Клот приказал девку Трину догола раздеть и посадил в мокром погребе на целых восемь дней. И хотя она ужасно кричала и жаловалась, что ей холодно и что она голодна, однако избавления себе не получила… Другой раз майор Клот, рассердясь, сек Трину розгами до крови, а потом горничной девке Анне велел насыпать большую груду соли и, помянутую Трину раздев донага и связав ей назад к затылку руки к палке, стянув притом и ноги, положил покрытое кровью тело на соль, к чему особливо большие куски выбраны были, дабы они в раны войти могли и разъедать тело. При этом сам майор и майорша били Трину плетью, продержав в этом мучении до рассвета.
Они же неоднократно затягивали Трине пояс столь крепко, что весь живот у нее кверху выжат был и создавались большие затруднения дыханию. Потом девка Анна, по приказанию майорши, стоявшей всегда с плетью, пришивала к телу Трины пояс большими иглами. И как иглы, преломившись, оставались в теле, то доводили Трину до боли жутчайшей, как и сам пояс, оставленный пришитым на четыре часа. Затем пояс ножиком спарывали, а нитки оставались в теле, образуя большие гнойники. Майорша самолично засыпала в эти гнойники соли.
Когда однажды Трина без позволения поела, то майор, раздев ее донага, в десять часов вечера вывел во двор, привязал к сосне и держал на лютой стуже до шестого часа утра. Будучи отвязанной, девица оказалась без сознания.
Тогда майорша приказала обварить Трину кипятком, что делала ее дочь…»