– Да-да. Спасибо. До свидания, – пискнула в задумчивости трубка, и связь прекратилась.
– Пошел ты! – громко и вслух произнёс Семён Сергеевич.
«Чёрт знает что такое!» В сердцах он швырнул трубку и выбежал из своего кабинета. Сейчас Семёну Сергеевичу нужно было просто пройтись по коридорам или по улице, чтобы немного успокоиться. По дороге он встретил сослуживца и, чтобы разрядить себя и обстановку, рассказал во всех красках про нового сумасшедшего по улице Фролова, дом номер тридцать три, и о его безумной просьбе, и конечно же, о его ещё более ненормальной наблюдательности. Приятели посмеялись, посочувствовали бедолаге и всему дому за номером тридцать три по улице Фролова.
И снова потекли трудовые будни. И снова рутина поглотила Семёна Сергеевича с головой.
Первое неприятное воспоминание о лавочке потревожило его, как какая-то старая заноза, на одном из плановых совещаний, где заслушивался общий доклад о проделанной работе за прошедшую декаду. Докладчик упомянул о монтаже четырёх скамеек городского типа возле жилых и ведомственных домов в районе, и Семёну Сергеевичу сразу вспомнился неприятный телефонный разговор. Он даже вспомнил имя психованного – Евгений.
Весь день в голове крутилось слово «лавочка», разговор, наблюдатель за окном на втором этаже, и потихоньку в мыслях стал сам собой воспроизводиться портрет сумасшедшего. Фамилию Семён Сергеевич совсем не запомнил, но в его голове нарисовался довольно странный образ. Это был скорее всего худощавый молодой человек. У него были, наверное, довольно большие воспалённые глаза от постоянного наблюдения за природой прилегающих территорий. Ненормальный почему-то воспроизводился в воображении Семёна Сергеевича рыжим и с сильно впалыми щеками. Волосы на мысленном портрете «назойливого» были чуть длиннее, чем у среднестатистического мужчины средних лет местного района, и они были растрёпанные и неприятно немытые. Так почему-то себе зарисовал в своей голове странного, но возможно, и не буйного недовольного жителя на улице Фролова Семён Сергеевич, и его передёрнуло судорогой отвращения.
Затем все эти портреты, «лавочки», как-то сами собой снова выветрились будничными сквозняками от постоянных дел.
Гром прогремел через два-три дня, когда в кабинете Семёна Сергеевича снова раздался телефонный звонок.