– И мумии, – добавила Машка.
– Дались тебе эти мумии, – потерял терпение наставник. – Ни одной ведь еще не видели…
– Увидим, – мрачно пообещала напарница. – И тогда живые позавидуют мертвым.
Я привык ходить пешком. В Москве, например, использовать магию в бытовых целях запрещено, а иметь автомобиль, или хотя бы собственный велосипед, могли единицы. Даже товарищ Седой ходил пешком. Когда не ездил на правительственной "Чайке", конечно.
Но: несколько километров по каменным мостовым, под сереньким, сеющим дождик Московским небом, и столько же по раскаленной белой пустыне, под раскаленным белым небом, с которого безжалостно палит раскаленное белое солнце, а в морду, как бы ты не повернулся, дует раскаленный ветер… Это, как говаривал отец Дуршлаг, две большие разницы, дети мои.
***
В узкие улочки Каира мы вползали на закате. Еле живые, с болячками на губах и тоннами песка в желудках. Я сгорел до тла – а еще говорят, жар костей не ломит. Машке тоже досталось: нос облупился, из щек впору свекольный суп варить, а веснушек столько, что их можно использовать вместо карты звездного неба. Она еле волочила ноги – оба ножа и связку гранат напарница бросила еще в самом начале пути, на берегу Нила.
Рукояти пистолетов непримиримо торчали из-за ремня. Машенька заявила, что скорее съест крокодила, вместе с зубами и шкурой, чем расстанется с прощальными подарками Олега и Сигурда…
Кудри наставника тоже запылились, в уголках глаз прорезались тонкие лучики морщин, на висках залегли синеватые тени.
– Вот я интересуюсь, – язык двигался с трудом, скорее напоминая старую губку для мытья посуды, нежели орган общения. – Вы говорили, Каир – столица Египта, деловой центр. Но я не вижу здесь никакого центра. Везде – сплошные окраины.
– Скорее, это козий выгул, чем столица, – прохрипела Машка, кивая на стадо тощих парнокопытных, обросших клочкастой, в репьях, шерстью.
Козы мирно щипали пыльный чертополох на обочине грунтовки. Судя по высоте бурьяна, проросшего между колеями, она уже и забыла, как выглядят автомобили.
– И что дальше? – устало спросил я, плюхаясь на обочину неподалеку от коз.
Лумумба оглядел пейзаж. Город был печальным, желтым и пыльным, как построенный из древних обувных коробок крысиный лабиринт. Узкие улочки, слепые провалы окон… В дымке над плоскими крышами плыл тонкий, как игла, минарет.