Не бывало такого.
И мы купили торт! Тот самый, любимый, с роскошной ярко-зеленой маргариновой розой, цветущей посреди любовно ухоженной бисквитной клумбы. Я знал уже, кому достанется эта пышная роза, я знал уже, кому выпадет счастье с трепетом и вожделением сорвать этот невинный цветок, и я не ошибся.
Счастье ведь? Кто осмелится сказать, что нет?
Теперь вторая история.
С физикой в школе у меня было неважно. То есть даже не неважно, а просто плохо.
А физичка Эльвира Васильевна почему-то относилась ко мне хорошо и ангельски снисходила к полной моей невосприимчивости к своему предмету.
За то, что я все время вертелся на уроке, она называла меня «Вечным двигателем». Вполне, впрочем, добродушно. За то же самое, кстати, учительница географии Ирина Абрамовна называла меня «Круговорот воды в природе», хотя по географии-то я как раз учился хорошо и даже отлично.
А вот с физикой, повторяю, было как-то не очень. Когда я на уроках не вертелся и не болтал то с Шуховым, то со Смирновым, я попросту читал какую-нибудь книжку, держа ее под партой, а Эльвира Васильевна это, разумеется, видела, но виду не подавала.
И я всегда имел у нее твердую надежную тройку. «Сердечное вам спасибо, Эльвира Васильевна», – говорю я здесь и сейчас. Пусть и с большим опозданием, но зато от всего сердца.
Все было, в общем-то, хорошо, но в какой-то момент настало время сдавать выпускные экзамены.
Пришлось сдавать также и физику. А на экзамене всегда присутствовала так называемая комиссия, то есть учителя из других классов, в том числе и по физике, а иногда даже и директор.
Я вытянул билет. Первым вопросом не помню что было. А вот второй вопрос помню хорошо. Он был практическим. То есть мне нужно было из предложенного мне комплекта каких-то деталек, проводков и винтиков собрать детекторный радиоприемник.
Я обреченно сел за парту, перещупал и повертел в руках все эти непонятные штучки-дрючки и наконец в пароксизме панического вдохновения стал наобум соединять что-то с чем-то, в результате чего у меня получилось что-то. Точнее – кое-что. В общем, нечто.
Несомненным признаком успеха показалось мне как минимум то обстоятельство, что ни одной лишней, неиспользованной детали в наличии не оказалось.
Это совсем не то, что уже давняя, но постоянно воспроизводимая в семейных преданиях история о том, как мой старший брат, когда ему было лет восемь, то есть еще до моего рождения, разобрал будильник, а обратно собрать его уже не смог, потому что все время оставалась бесхозной какая-нибудь одна деталь – то одна, то другая, то третья.