А тут – молитва. Как тело голодает без пищи и деревенеет без движений, так и дух задыхается без молитвы. В пост для него – настоящий пир! Псалтирь – сильная штука, проверено электроникой. Такую немыслимую дурь выбивает из башки, диву даешься. А пока поёшь, сквозь тело проходят вибрации, что весьма полезно, расслабляет и исцеляет. Почитаешь, попоешь – душа на место становится: успокаивается, светлеет, влечется к Творцу и начинает любить и пост, и молитву, даже в принудительном порядке. Расцветает, раскрывается. А так, люблю, не люблю… что мы вообще-то любим, кроме душетленной гадости? Даже тело приходится пинать на тренировки, но оно благодарит за это хорошим самочувствием и настроением. А, по совести сказать, охота корячиться? Нет, так бы и лежала на диване с пачкой чипсов. В бассейн бы ездила в снег и зной и дождик проливной? А зачем – и так не толстая, ну его! Но полюбила – усилием воли, даже через лень и боль. Тело быстрее закрепляет такие состояния – вот бы душа так же полюбила б молитву, и каждый вечер, в одиннадцать – становись! А не откладывать до тех пор, когда глаза уже не открываются и голова не соображает. На Тебе, Боже, что нам не гоже. Вот и вся любовь.
Так и царствие Божие нудится, и любовь в себе приходится взращивать, сердце очищать и волю поворачивать куда надо. Даже если разум к Богу развернул – не все сразу получится. Чувства в женской природе так культивированы поэтами и масмедиа, так закреплены в теле, что срослись с душой. Мне непросто. Всего пару раз я почти со слезами возопила: Господи, убери его от меня, я понимаю, что это все чушь и выдумки, ни к чему хорошему не ведущие! Его – значит тебя, а тебя и так рядом нет. Из сознания просила убрать, из головы, из жизни. Всего пару раз. Если бы всерьез об этом помолиться – неужто Господь не помог бы? Неужто Ему нравится меня мучить? Но я просто не хочу. Молиться вместо того, чтобы собеседовать с помыслами. Думать о спасении и стяжать покаяние вместо того, чтобы думать о тебе, мне ведь известно, от чего я отказываюсь – два года назад Господь открыл мне вкус этой почти монашеской жизни. Позапрошлый великий пост оказался во многом поворотным, и такой свет познала душа, такую радость и сладость, по сравнению с которой вся полнота мирской жизни – ничто. Ты же – один надрыв, боль… бесконечный вопрос и терзание, страсть, метания, жалость – чаще к себе. Так размечтаешься, потом себя не найдешь, от уныния не отмоешься, голова разболится, жить не хочется. Надо ли еще что-то говорить?