Доколе, Господи, терпиши все? В первую очередь меня: мои диалоги об одном и том же, которые ничего не проясняют, а только усугубляют ломку; отговорки от молитвы, потому что стыдно и лень; чаяния по поводу того, что ничего у меня в этой жизни нет, хотя Ты обсыпал меня талантами, которыми не знаю, как распорядиться. Служу Тебе надтреснутым голосом спросонья, с ошибками – не смешно ли?
Режут глаз похабные слова светской литературы – захватывающей, увлекательной, написанной почти моей ровесницей. Что в подъезде, что в книгах – одни словеса, чем сразишь? Разве что Твоим присутствием, Твоей правдой, Твоим промыслом о каждой жизни. А я человек грешный, причем настолько… как я смею вообще о таком писать? Нет, избави! Но просто нельзя Тебя не хвалить, соприкоснувшись с Твоей славой. Я отражаю ее, как могу, если от избытка сердца глаголют уста, и мне хорошо говорить не только о Тебе, но и с Тобой, даже не молитвой, а своим бредом. Мне легче, а Ты и так все знаешь.
Не твоя ожившая Крис.
Опять наваливается темнота, и портится настроение, как подумаю… хочется большой и чистой любви для маленькой меня. Хотя бы ненадолго. Мне кажется, больше десяти лет мир не простоит, а через три года вообще катавасия начнется. И это не связано с близящимся днем рождения и привычкой все видеть в черном цвете. И не в том дело, что нет больше чувства «вся жизнь впереди». Какой там, двадцать восемь скоро. Не кажется, что на мою долю уже выпало достаточно счастья и ничего хорошего со мной не произойдет. Не помню я, что уж такого выдающегося и счастливого на мою долю выпало. Вот и жду все чего-то – когда-нибудь должно оно выпасть?! Когда же? Если небо свернется, как свиток, и луна не даст света своего.
Я вам еще позвоню! Козел! Ненавижу. Разве из-за одного невыполненного обещания семилетней давности я должна чувствовать себя никому ненужной? Ничего я никому не должна. Не страдаю больше манией сделать из себя красотку – тренироваться нет сил и времени, да и похудела, так что все меня теперь устраивает.
Если появится кто-то, кто полюбит, он меня оценит… как залежавшийся на полке товар, а я так захочу перемен, что польщусь на первого встречного, способного оценить. Хоть кто-то, спасибо. Полюблю за его любовь ко мне, тоже оценю. Это должно все объяснять, радовать и воодушевлять? Противно от таких сентенций, лучше уж всю жизнь одной. Причем совсем – не только без второй половины. Без друзей тоже. Мы так безнадежно отстали от жизней друг друга, что вернуться невозможно, и неинтересным будет это возвращение. Из универа – две. С одной раньше виделись раз в неделю, потом раз в две, раз в месяц, а теперь и вовсе от случая к случаю, и я не скучаю, не желаю делать вид, что мне интересна ее выдуманная жизнь в интернете. Еще одно одиночество, вариант номер двести тридцать семь. По московской подруге скучаю – видимся раз в год, а то и реже, наговориться не можем. Ее сжирает и сжимает этот большой город, хотя никто не вынуждает – собственный выбор: c работы – в институт, на выставки и концерты, сессия при отсутствии отпуска, фехтование, бассейн, какие-то курсы, то финский, то бизнес. Одиночества она не ощущает – в такой гонке еле доползаешь до кровати.