Как казалось, доктор не соврал. Ксюша росла здоровым, активным ребенком, правда не очень разговорчивым и капельку замкнутым, но это, как было сказано, всего лишь особенности индивидуальной конституции организма.
Да, все было прекрасно, и таким бы и оставалось, если бы не тот проклятый случай…
Ольга вдруг задохнулась от накативших воспоминаний, что-то тяжелое, горячее, давно таившееся внутри, вдруг прорвалось, хлынуло наружу потоками соленых слез. Не в силах более сдерживать себя, женщина по-детски уткнулась лицом в ладони и полностью отдалась рвущим душу чувствам (как и ожидалось, девочка безучастно сидела рядом, не проявляя никаких эмоций).
– Оставьте нас! – жестко отрубил Борис, обратившись к остальным (народ мгновенно растворился).
«Надо же, типичная истерика. Как не вовремя, люди и так на пределе», – молодой человек присел рядом с рыдающей женщиной, мягко приобнял ее за плечи и стал нашептывать тихие ласковые слова. Опыт невролога подсказывал: тут без разницы, что говорить, главное – успокаивающий доверительный тон. Помогло. Спустя несколько минут мамаша проплакалась, чуть успокоилась. Так, полдела сделано, теперь она должна почувствовать стороннюю силу, защищенность, внутренний комфорт. Саюкин заговорил, стараясь придать голосу твердость, уверенность, легкие повелительные нотки:
– Все, все, успокойся, – он слегка сжал ее кисти в своих ладонях, не замечая, что перешел на «ты», – Оля, слышишь меня?
Долгая пауза, тихий всхлип и:
– Да.
– Вот и славно. Дыши глубоко, вдох – выдох… вот так… Посмотри мне в глаза, пожалуйста.
Женщина подняла взгляд, тут же смущенно отвела его, но доктор легонько коснулся подбородка несчастной и восстановил визуальный контакт:
– Все будет хорошо, даю слово. Теперь ты не одна, мы рядом, мы уже не чужие тебе, всегда поможем, защитим. Веришь мне?
– Угу… – она хлюпнула носом и робко улыбнулась. Хороший знак.
– Ну и прекрасно.
Вроде бы кончено, инцидент исчерпан, но Борис чувствовал – что-то гнетет эту женщину. А раз так, подобное может повториться, и не раз. Если не помочь, не ровен час, бедняга дойдет до психоза, а это, в их нынешнем бедственном положении, совсем ни к чему. Причина не устранена, надо работать. Он тихо выдохнул:
– А теперь самое трудное. Соберись. Вижу, мамочка, тебя что-то мучает. Не спорь, у тебя на лице написано. Это всегда будет точить твою душу, если не откроешься, не выговоришься. Поверь, не стоит скрывать проблему, надо громко заявить о ней, только это поможет. Не держи в себе. Оглянись, мы одни. Можешь довериться мне. Если так будет легче, считай, что это исповедь, а я священник.