Клава замолчала. Стала бесцельно листать томик Пушкина. Чувствовалось, что она взволнована.
Вдруг Клава решительным движением положила книгу на стол. Сказала отрывисто:
– Душно как. Может, пойдем искупаемся?
– Хорошо.
Они вышли из дома. Солнце в зените палило нещадно. Раздался пароходный гудок.
– Какие теперь планы? – спросила девушка, когда они спускались к Волге.
– Продолжу образование. Думаю учиться на вечернем рабочем факультете. При Саратовском пединституте. А днем работать.
– На рабфак ведь принимают только с рабочим стажем.
– Не обязательно с рабочим, с комсомольским тоже принимают.
– А где работать будешь?
– Пока не знаю.
– А я еще ничего не решила.
Они разделись, бросились в воду. Долго плавали в реке. Со смехом обдавали друг друга брызгами. Клава оказалась отличной пловчихой. Наконец, выбрались на берег. Сели сушиться.
– Ты меня хоть иногда вспоминал? – спросила Клава, глядя на плывущий по Волге пароход.
– Вспоминал.
– А я постоянно о тебе думала!
Наступило молчание. Клава провожала глазами пароход. Вдруг она резко повернулась к Вадиму. Их колени соприкоснулись. Выпалила:
– Вадя, я тебя люблю!
И снова – молчание. Клава взволнованно глядела на него. А он не знал, что сказать. Как Вадим не старался, он не находил в душе даже намека на любовь. Наверное, невозможно полюбить того, кого однажды разлюбил. Он только ее жалел. Это была мучительная минута для обоих. Вадим понимал, что молчать нельзя, но никак не мог найти подходящих слов. Сказать прямо, что он ее не любит, Вадим был не в силах.
Внезапно Клава вскочила. Натянула платье на мокрое еще белье. Стала быстро подниматься по тропинке. Вадим оделся, догнал ее. Когда они поднялись по склону, Клава остановилась, обернулась. Вадим стал рядом.
– Я же тебе нравилась, – как будто с упреком произнесла она. – Я видела. Ведь нравилась?
– Да.
– И что? – Она горько усмехнулась. – Разонравилась?
Вадим молчал.
– Говори прямо!
Его просто принуждали сказать правду.
– Когда я увидал, как ты Ирине Аркадьевне на Степанову жаловалась, у меня все
прошло. В один миг.
Клава возвела глаза к небу.
– Ну дурак!.. А как я должна была поступить? Обязательно надо в таких случаях сигнализировать! – Она говорила горячо и убежденно – Манька же контрреволюционную пропаганду вела! Она ведь из деревни. А там до сих пор мелкобуржуазная психология. Бороться с этим надо! Искоренять беспощадно. – Клава замолчала. Она смотрела на него, ожидая ответа. И он молчал. Неожиданно на глаза ее навернулись слезы. – Прощай! – поспешно произнесла она дрогнувшим голосом. И ушла с опущенной головой.