Кожушковский лес – громко сказано, – это оазис, где река Еруслан делает крутые повороты по низине и дает жизнь вековым тополям, кленам, ивам и бесконечным зарослям кустарников и ежевики.
А впереди после леса – еще пять километров по вытоптанной пыльной дороге через выжженную степь и полуденный зной.
…Саша рывком сбрасывает горячую потную простыню. Каждую ночь она видит обжигающие, волнующие сны – сны-воспоминания, сны-предсказания, – всегда такие явные, радостные, из глубины и тьмы которых так трудно вынырнуть в повседневную жизнь.
Из открытого окна тянет теплый летний сквознячок, подгоняя: «Скорей на улицу, на речку…»
Край неба над домами слегка побледнел. Но еще очень рано, темно и гулко, хотя звезды постепенно растворяются в вышине.
После глухоты домашней дремы звуки просыпающегося дня особенно чисты: вот на высокой сосне соседнего двора несмело прочистила горло кукушка и пошла, нежадная, обещать многие лета. Молодой петушок неумело передразнил старого петуха. Прогремел по дороге трактор с пустой тележкой.
– Живут во мне как бы часы магнитные,
Что будят с детства в утренней поре
И обреченно гонят чрез кусты ракитные
К остывшей за ночь дремлющей воде.
И видишь гаснущую тень увядшей ночи,
И торжество рожденья вспыхнувшей зари,
Туман, что осторожно гладит высохшие кочки.
И одиноко жмущиеся к хатам фонари, —
шепчет Саша, крутя педали на пустынной улице.
Поплавок не виден в трех метрах от берега, в камышах напротив – тлеющие красноватые огоньки сигарет многочисленных рыбаков. Гулко и неожиданно на середине пруда бьет хвостом сазан или большой карась, и волны, расходясь, сминают покой и раскачивают поплавки.
Зябко, мерзнут ноги в резиновых сапогах, беспокойно гудит над головой комариная стая. Но вот поплавок, нехотя дернувшись несколько раз, ложится на воду и, мгновение спустя, резко уходит в воду. Первый карась падает с крючка далеко за спиной, подальше от воды на цветочный луг, а на берегу оживают рыбаки.
– Вот, смотри, везет девчонке! Мне, что ли для приманки белый платок надеть? Сидим тут, а девчонка карасей подсекает, – но тут клев начинается у всех, и стихают пустые разговоры.
С рыбалки Саша возвращается после десяти часов, стараясь поскорее проскочить многолюдный центр села под любопытными взглядами односельчан.
«Рыбу почищу и спать». На улице – ни ветерка, зной звенит, но во дворе утки и куры – без воды, попадали в тени сарая, раскрыв судорожно клювы.