Владимир отогнал прочь воспоминанья, тяжело рухнул на лавку, уставился на тревожно молчащих сыновей и Предславу, которая отложила в сторону деревянную ложку и с любопытством посматривала на него.
– Вот что, Рогнеда, – промолвил он, прокашлявшись. – Отныне даю я каждому из сынов своих стол в держание. Хочу, чтоб с малых лет учились они делам княжеским. Сам я тож с Нова-города начинал.
– Ведаем. – Рогнеда криво усмехнулась. – И как на море Варяжском[37] ты разбойничал, и как города приступом брал и жёг, и как жён сильничал, и как Киев ковою[38] захватил, единокровного брата убивши. Сынов таких же хошь?
– Ты брось! – Владимир внезапно разгневался и грозно рявкнул на неё. – Не смей!
Тщедушный Всеволод испуганно вздрогнул.
– Чего боисся?! – прикрикнул на него отец. – Тако всю жизнь, что ль, прятаться по углам, за жениными юбками, будешь?! Князь ты еси, князь, уразумей! Вот чтоб ума и храбрости набрался, даю тебе стол. Поедешь на Волынь, новый град тамо заложил я давеча, на Луге. Нарёк Владимиром[39].
– Скромно вельми, княже, – уколола его Рогнеда, зло рассмеявшись.
Владимир сердито засопел, но сдержался и промолчал.
– Сперва в Киеве тя жду, – продолжил он, обращаясь ко Всеволоду. – Тамо и порешим, что да как. А тебе, – кивнул он в сторону Изяслава, – даю материну волость, Полоцк. Тамо будешь сидеть. Старшой ты у Рогнеды сын.
Изяслав, уже не мальчик, но юноша лет восемнадцати, холодно поклонился отцу.
– И ведай: с сей поры Полоцк – вотчина твоя, Изяславе. Вослед тебе сыны твои тамо княжить будут. Рад ли? – Владимир, прищурившись, испытующе посмотрел на старшего сына.
– Рад, – тихо и так же холодно ответил ему Изяслав и отвернулся.
– Вот, стало быть, как! – Рогнеда внезапно вскочила со скамьи, заходила по покою, звеня украшениями. – Отдельная волость! Вотчина! Кого угодно обмануть можешь, Владимир, но токмо[40] не меня. Подлость твою и коварство бо[41] ведаю! И догадываюсь, что измыслил ты! Лишить хошь сынов моих прав на княженье великое! На стольнокиевский злат стол! Для детей от ромейки Киев готовишь! Что ж, давай! Твоя покуда сила. Об одном помни: зло, тобою творимое, на твою же главу пеплом посыпется. А пепел сей горек будет! Помни, Владимир, крепко помни! Я уж, верно, не доживу, не увижу кончины твоей. Хворобы[42] мучают разноличные. Но что сказывала тебе сейчас, не забывай николи![43] Ежели верна догадка моя, погубишь ты и себя, и сынов Анниных! Злоба бо токмо злобу единую порождает!