Как этот пёс оказался здесь, среди хуторского житейского уклада? Возможно, по стечению обстоятельств, но скорее всего по принципу притягательности натур. Давно уже подмечено, что хозяева и их питомцы со временем становятся чем-то схожи. Хозяин Сармата, скульптор Дёмин, был натурой широкой, сурового на вид, но добродушного русского склада. Под потолок ростом, от этого слегка сутулая стать, натруженные руки, будто у робота, полусогнуты в локтях, всегда готовы что-то мять, ворочать, строгать или тесать. Брови козырьком не позволяли проникнуть в его пристальный взгляд. Но в том и состоял его природный феномен, что в тяжеловатом изучающем взгляде трепетали искорки доброты и дружелюбия.
Скульптор обитал на подворье старого казачьего уклада, где всё, несмотря на свою натурную старомодность и ветхость, было ещё достаточно добротным и основательным. Куплено им было это подворье вместе с небольшим куреньком и хозпристройками, а также с пятью десятинами землицы, буквально за шапку сухарей, как иногда в народе называют дешёвые сделки. Плата – чисто символическая: хутор, что называется, вымирал и все это баснословное, по западным меркам, богатство никого не интересовало. И удивлялись живущие пока еще на хуторе селяне этому чудаку-скульптору, сбежавшему сюда, в эту захолустную Камышанку, от привлекательной многообразием и удобствами городской жизни.
Однако далеко не случайно оказался скульптор здесь, где когда-то прошло его детство. Он бежал сейчас из города точно так же, как когда-то, полвека назад, убегал отсюда в город за той самой птицей ярко воображаемого и, как оказалось позже, совершенно призрачного счастья. И сейчас, когда он жил вместе с Сарматом на этом подворье, у него было достаточно времени для осмысления всего своего бытия, как прежнего, так и настоящего. Было немало оправдательных объяснений всему этому, в том числе и чисто житейского плана, но всё это являлось скорее некой ширмой для окружающих. Истинная причина, наверное, всё же скрывалась где-то в недрах души, однако сильный дух подобно стражнику охранял то святое, что являло собой генетический код, неподвластный ни обстоятельствам, ни каким-либо материальным благам. И не для охраны завёл он себе этого экзотического четвероногого друга, охранять было в принципе нечего, да и не от кого. Скорее всего «охрана» эта была – от одиночества.