Никита выпил еще, закусил огурцом, глубоко вздохнул. Посидел в задумчивости и вдруг грохнул кулаком по столу. Тарелка с огурцами полетела на землю, перевернулась рюмка с водкой и покатилась к краю. Серафима подхватила ее и безо всякого удивления поставила на место.
– Прости, Сима, но не могу! – глухо, со скрытым напором, уже пьяно и обиженно заговорил Никита. – Я, может, потому и тебя разыскал, к тебе поехал, что еще годков пять – и не свидимся уже. Ты вот про фронтовиков говорила, которые по городу ходили, а я безногих и безруких вспомнил, которые в колясочках катались. Сразу после войны их много было. Куда они делись, Сима? Умерли от нездоровья? Они от боли утихли, Сима… Я в Новосибирске Петьку Липина встретил. Помнишь, как он говорил? Мол, побьем Гитлера, вернусь домой, женюсь и двадцать пять детей нарожаю, чтобы на каждый год войны их по пять выходило. А тут вижу, катит в колясочке на подшипниках инвалид. Когда узнал меня, расплакался. Кому, говорит, я нужен, уж лучше бы убило сразу… Всех перекрутила война, всех переломала, здоровых и калек, и сегодня еще тешится, тридцать лет прошло, а ей все мало.
Никита скрипнул зубами и потянулся за бутылкой, но на полпути рука его замерла, он виновато посмотрел на Серафиму и словно бы протрезвел на мгновение, так по-человечески тепло и удивленно сказал:
– А ведь не все плохо-то, а, Сима? Дети растут.
– Повырастали уже, – мягко ответила Серафима. – Наши – выросли.
– Много ты куришь, Серафима. Не бросала?
– Нет, Никита, не бросала.
– Кашляешь.
– Кашляю.
– Бросила бы.
– Теперь поздно.
Разговор сменился быстро, как это бывает за выпивкой, и Никита уже вскоре рассказывал Серафиме о своих ребятишках, звал в гости, добродушно улыбался, и лишь правое веко его пульсировало безостановочно.
Когда солнце коснулось вершины хребта, на тропинке к дому показался Осип.
– Явился, не запылился, – усмехнулась Серафима.
Осип молча достал поллитровку плодово-ягодного вина и молча же поставил на стол. Две орденские планки сияли на его груди.
– Зачем принес-то, у нас и так хватает.
– Пусть будет, – коротко сказал Осип и протянул руку Никите. – Осип Степанович Пивоваров.
– Никита Боголюбов.
– За знакомство…
Уже поздним вечером вынесла Серафима гармонь, и пока Осип настраивался, нервно и быстро пробегая худыми пальцами по клавишам, побежала в село. Долго дозванивалась до райцентра, потом в больницу; когда дозвонилась, ей сказали, что Матвей Петрович Лукьянов скончался два часа назад.