А вообще там несколько еврейских семей было, человек, наверное, пять работало, в том числе папа. И хотя у него не было высшего образования, он был настолько хорошим специалистом, что его без лишних разговоров сразу назначили начальником цеха по деревообработке. Как-то приезжал министр среднего машиностроения, и в один день (мне тогда было уже семь лет) отец пришёл домой так поздно, что мы его даже потеряли. И слышу я мамино восклицание: «Какая красота!» Выхожу – а его орденом наградили, и куча грамот лежит.
Но в те времена я своего папу почти не помню, только, разве что, сквозь сон вижу, как он в темноте, уже ночью после смены наклоняется ко мне, чтобы погладить. А днём я его не видела – вот такая была работа.
Были очень строгие условия: выход за территорию разрешался только по специальному пропуску, не дай Бог опоздаешь на работу на десять-пятнадцать минут – и всё. Пропуск забирали, а тебя за этот проступок отправляли куда положено. Очень жестокие меры.
Но что я хорошо помню, так это ощущение сытости. Бывало, мама говорит: «Ида, кушать!» А я не хочу. Прекрасное это чувство.
Строилось всё очень быстро. Вроде, вот только один дом стоял, а потом уже два, три… Но женская половина, например, вообще не понимала, где они находятся. Ну, строят что-то мужчины и пусть строят. Да и сам отец потом говорил, что им тоже особо никто ничего не сообщал, сами только догадывались, что готовится некий секретный объект.
Потом там стали появляться пленные немцы-строители, и отношение к ним было понятно какое. Как-то в наш дом пришел немец дядя Ваня, он с папой на лесопроизводстве работал. В тот раз он нам на машине привёз дрова на все квартиры в доме и в каждую по очереди заносил. Я тогда сидела в комнате и вдруг слышу, мама кричит: «Да прекратите вы уже, встаньте, встаньте!» Думаю: «Кому это она?» Выхожу и вижу: он стоит на коленях и прощение просит. И так в каждой квартире. А потом, когда мы переехали в другое отдельное жильё, он жил с нами в небольшом предбаннике. Очень добрый и хороший был, зимой меня на санках катал. Ещё дядя Ваня меня учил правильно есть селёдку. Когда хорошая селёдка, в ней есть внутренности – «молоки», это что-то типа очень мягкой печени. Он учил, что нужно взять столовую ложку с этими «молоками», подержать над огнём, чтобы они растворились, и тихонечко с хлебушком съесть. Вкусно!