– Нет! – отвечает Наташа. – Жду аванса.
– Да всё будет нормально. Сейчас приеду, – уверенно заявила Борисовна.
И через пятнадцать минут действительно вышла из такси.
– Ну что вы меня подводите? Я серьёзных людей пригласила.
– Мы готовы! – стала волноваться Наташа за судьбу банкета. – Успеем. Аванс привезли?
– Да что ты заладила! Меня все знают.
– А деньги?
– Будут деньги. Пока не перевели. Банк подводит. Но ты не переживай. Давай тебе валютный̆ счёт откроем?
– Зачем?
– Так недорого. Вот тебе и аванс будет.
– Нет. Мне хозяин не разрешил. И муж против.
– Звони хозяину. Он меня знает. Звони.
Полчаса прошло в монологе Борисовны. В сухом остатке:
– Вот смотри: мой паспорт. Мне завтра в Милан лететь. Дай десять тысяч. Я отдам.
– Нет в кассе десяти тысяч.
– Ну две-то есть? Вон клиентов сколько.
– Не могу. Поставщики сейчас приедут.
– Ну, погоди. Не будет тебе банкета! Я пойду в другое кафе. Пусть они заработают.
Вечером в последнюю неделю августа и лета, когда уже давно темно, но жара только собиралась спадать, в парке гулял народ и гремела музыка. Уже перед самым закрытием появилась изрядно начаченная Борисовна со-товарищи, начаченными ещё больше, до штормового состояния. Зажигательная музыка собирала теперь весь парк, так как другие заведения уже закрывались.
Слово за слово – музыкант зашивался в заказах. В конечном итоге именно музыкант получил в глаз вначале от Борисовны, а потом и от группы её начаченного сопровождения. Насилу Борисовну пэпээсники утихомирили. Теперь суд. Музыкант не простил фингала под глазом и лишения летнего заработка в силу временной потери трудоспособности и товарного вида.
Борисовна и в самом деле оказалась известной личностью в узких кругах. Но стареет. Утратила навык. Зато ранее на доверии сколько денег ей понадавали добрые люди авансом! И за прописку, и за дешёвую квартиру, и за кредит в банке. Всё! Пришли другие времена. Недоверчивые нынче люди. А сколько банкетов на халяву она понаорганизовывала по всему побережью Чёрного моря? Теперь уже и не подсчитать. Отгуляют – и в темноту летней ночи. Как только народ верил, что всё закончится хорошо?