И холод сковал меня словно цепи, и страх меня обнял, словно руки любимой, мягко так и с любовью, и время смеялось в соседней комнате, я знаю, надо мной! И мир превратился в мороз, в комочек дерева и, пах её духами. Пропал восемьсот четырнадцатый кит, он был из ореха, с полосками на животе, с полосками на хвосте, я звал его «хулиган», я даже вырезал для него малюсенькую кепочку и иногда надевал ему на голову и улыбался. А теперь его нет. Был да сплыл. Слёзы наворачивались на глаза не только потому, что пропал Хулиган, но и от того, что я знал кто взял его с полки, кто стащил его, кто выстрелил романтику в спину. И я стоял, смотрел на его место и гладил иногда ладонью дерево стеллажа. А потом я сел на кухню, выпить чаю, согрел воды, заварил в чашке Ассам и открыл ноутбук, залез в соцсеть, открыл сообщение и застыл. Я читал: «Спасибо, ты всё-таки пришёл, это было круто! Море теперь другое, если однажды умрёт мировой океан, я знаю, к кому прийти на суше. Спасибо, друг. Прощай.» И надпись, что страница удалена, а вместо фотографии, голубая собачка. И стужа вокруг. Холод проник даже внутрь, внутрь пальцев, внутрь сердца, внутрь головы и, кажется, что даже внутрь души. Стужа проникла даже в чашку горячего чая. Время куда-то шло, солнце уже бросало первые лучи сквозь горизонт, люди уже спешили, когда я нашёл в себе силы чтобы согреться, силы, чтоб просто лечь спать. Так вдруг стали пропадать киты. И я похолодел от страха, а вдруг пропадут все в мире киты?
Когда я прощался с Мортеном, я спросил, что значит название его судна. Он ответил, что «Køye» на норвежском значит причал, он так назвал свой корабль, чтобы тот всегда находил дорогу в океане к причалу, не важно какому, не важно насколько родному, не важно насколько большому, главное, чтоб если не сможет сам Мортен, корабль сам приведёт его к суше. Мортен верил в это, а значит, для него это так. Пусть даже не в абсолюте, пусть даже в его личной вселенной, главное, что это точно так и будет. Главное – это верить!
И я проснулся днём, и солнце скупо грело землю, и я проснулся снова! Выпив чаю, съев заказанную пиццу, я выключил телефон, зачем теперь он? Я вошёл в свою мастерскую, настроил свет, взял инструменты и брусок из кедра, мой новый кит, он будет замечательным, он будет восемьсот семидесятым, тем, которым он и должен быть по нумерации, я не вернусь к восемьсот четырнадцатому, то время прошло. И работа принесла облегчение.