Ресторан, в который я хотел устроиться, назывался «Амстердам» и находился в самом центре Москвы, в Гостином дворе.
Заведение еще не открылось. В залах заканчивалась отделка. На кухню и в бар устанавливали оборудование.
– Когда можете приступить к работе? – спросил меня бар-менеджер с педиковатой внешностью и бегающими, словно он что-то спиздил пару минут назад, глазами.
– Завтра, – ответил я.
– Хорошо, зайди в бар, там твой напарник помогает кофемашину установить, Андрей Ниподатенко. Обменяйтесь телефонами, завтра обоих жду в десять.
Напарник оказался лет на десять старше меня. Я удивился, что в таком возрасте еще можно устроиться барменом. Почти во всех объявлениях, включая то, по которому я сюда пришел, указывали до двадцати пяти лет. И если у меня было еще три года до этого возраста, Андрею явно было за тридцать.
– Ян, – я протянул руку.
– Андрей, – он пожал мою руку в ответ.
Мы вышли на улицу. В припаркованной у входа машине водитель внимательно слушал радио. «Взрыв бомбы на центральном рынке во Владикавказе. Десять человек погибли, сорок ранены», – сказали по радио и включили песню «Сплина» «Выхода нет».
– Помянем? – предложил я Андрею.
– Помянем, – ответил он.
Мы купили в магазине неподалеку бутылку водки, бутылку колы, пластиковые стаканчики и пошли на Красную площадь.
Андрей пил молча и не запивал. Мне казалось, что он слишком близко к сердцу принял теракт.
Может, так еще казалось из-за его не очень дружелюбной внешности. Сломанный боксерский нос. Глубоко посаженные глаза, мощные брови и тонкие губы. Коротко стриженный под машинку. Высокий, но сутулый. Походка такая, словно он в любой момент готов на кого-нибудь броситься. Не самая лучшая внешность для бармена.
Я решил, что обязательно включу в свою книгу героя с его внешностью.
Любимой фразой Андрея была – четвертый десяток дураку. Он вворачивал ее каждый раз, когда делал что-нибудь такое, что, по его мнению, не должен делать серьезный мужчина в его возрасте. Когда спускал последние деньги в игровых автоматах и на смену приходил раздавленный и с жутким похмельем, говорил: четвертый десяток дураку. Когда трахал менеджера по персоналу Юлю и мучился совестью за измену жене, говорил: четвертый десяток дураку. Когда натирал барную стойку, полировал бокалы, вдруг мог зависнуть, задуматься, оглядеть с тоской бар и сказать: четвертый десяток дураку.